Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

— Это не лесть. Это признание. Я признаю, что ты был прав. Всегда был прав. Я желал сказать тебе это прежде, чем нас прервали. Теперь же ты стоишь на пороге собственного триумфа. И сердце моё переполнено гордостью за тебя, друг мой.

— О каком триумфе ты говоришь? — остановился Василий.

Фархад.

Возвращение в собственное тело после долгого отсутствия оказалось процессом неспешным. Приходилось заново к нему привыкать. Сложнее всего было мириться с тяжестью, сковавшей его после былой ноосферной лёгкости. Движения были затруднены. Голова работала медленнее. В организме присутствовало множество неприятных ощущений. Цепляясь за стены и мебель, Фархад медленно шаркал по палате, к светящемуся жёлтому прямоугольнику дверных щелей. Проходя мимо соседней койки, он попытался рассмотреть человека, лежавшего на ней, но его лицо было сокрыто мраком. Зато он рассмотрел сгорбленную фигуру, сидящую на стуле подле больного. Кто-то дежурил подле него и, видимо, нечаянно задремал. Фархаду не хотелось его будить. Он постарался двигаться ещё тише и незаметнее. Но его всё равно заметили.

— С пробуждением, — послышался женский голос со стороны сидящего. — Как ощущения?

Фигура зашевелилась. Её голова поднялась. Лица видно не было.

— Нормально, — по инерции ответил Фархад.

— Ты рад, что вернулся в мир живых, или ещё не осознал этого счастья?

— А вам собственно какое дело, э?! — нервно подёрнулся он. — Оставьте меня в покое!

— Тише. Тише. А то разбудишь, — фигура указала рукой на лежащего рядом коматозника. — А ему нельзя. Ему ещё рано.

— Бабочка? — Фархад наконец-то узнал этот голос. — Ты? Здесь? А как же… там?

— Не стоит благодарностей, — фигура встала со стула и начала двигаться в его сторону. — Как видишь, я могу быть доброй. Очень доброй.

Боцман.

Он всегда представлял себе смерть именно такой. Свет, постепенно расширяющийся из маленькой точки в непроглядной тьме, и заполняющий всё вокруг. Чувство полёта, бесконечной лёгкости и блаженства. А ещё стремление. Неизвестно к чему, но явно к центру чего-то. И чем ближе этот центр — тем сильнее становится эйфория.

Боцману не было страшно. Ни печаль, ни тревога не угнетали его разум. Он прекрасно помнил то, что с ним случилось до этого. И воспринимал это совершенно спокойно. Его даже немного удивляло, что он не испытывает сожаления о том, что его битва закончилась даже добром не начавшись. Ему было всё равно.

Он не знал, что ждёт его там, в центре. Но чувствовал, что его там ждут. Кто ждёт? Бог, как в религиозных обещаниях? Нет. Боцману уже было известно, что Бога не существует, во всяком случае в привычном его понимании. На роль Бога, в принципе, могут претендовать как Прокриатор, так и сам Высший Разум. Но Прокриатор сам является творением и слугой Высшего Разума. Что же касается Высшего Разума, то он вообще не является существом. Он скорее явление, система, установившаяся во Вселенной. И человечество имеет для него значение, не более чем хлебная крошка на столе. Посему ни Высший Разум, ни порождённый им создатель человеческого мира, не будут встречать в своих чертогах какого-то там Боцмана. Тогда кто же его встречает?

Его приближение ощущалось всё сильнее, и тем больше становилось понятно, что встречающий находится вовсе не в центре, притягивающем Боцмана, а где-то на пути. Поначалу образ был туманен и отстранён. Но постепенно вырисовывался всё чётче и знакомее. Вглядываясь в этот силуэт, Боцман всё отчётливее с каждой секундой приближался к тяжёлому осознанию. Эта встреча оказалась для него полной неожиданностью.

— Андрей? — произнёс он сдавленным голосом.

— Ну здравствуй, Юра, — поприветствовал его мужской силуэт, и тут же заключил в свои объятия.

Алик Дементьев.

Ночной звонок в дверь пробудил его. Он уже его слышал. Это уже происходило. Всё повторялось по-новой. Сейчас он откроет дверь и увидит Лишу.

Когда Алик шёл к двери, он уже это знал и не сомневался, что всё так и будет, однако временная петля сделала неожиданный разворот. На пороге стояла вовсе не Лиша, а Наталья — его супруга. Издав не то всхлип, не то взвизг, она бросилась к нему на шею. От такой внезапности Алик опешил.

— Заинька. Любимый. Родной. Дорогой. Прости. Я дура. Какая же я дура, — шептала жена, покрывая его лицо беглыми поцелуями. — Не знаю, что на меня нашло. Прости, зайка. Я такая дура.

— Погоди, постой, как ты здесь оказалась? — Алик с трудом оторвал её от себя.

— На такси приехала. Не смогла дождаться утра. Боже, я так неправа! Я понаписала тебе там, ты видел, да? Так вот это всё неправда. Это было помутнение. Дурь, понимаешь? Мне так стыдно, зай, ну прости меня, прости, — скороговоркой лопотала Наташа.

— Да нет, ты не поняла, — всё ещё недоумевал Алик. — Не ты должна была прийти, а…

— А кто?

— Не важно…

— Ты кого-то ждал? У тебя кто-то появился?

— Никого у меня не появилось, что за вздор?! Подожди, дай мне в себя прийти, — Алик схватился за голову, пытаясь понять суть происходящего.

— Теперь всё будет хорошо, я тебе обещаю! — жена проскочила мимо него в открытую дверь квартиры.

Она там ещё что-то говорила, но он её не слушал.