Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Наталья подтащила Алика к телевизору и нажала на кнопку пульта, включив новостную передачу. Сперва Дементьеву показалось, что они смотрят обычную телепрограмму, но вдумавшись, он понял, что это некая солянка из быстро сменяющихся заголовков, и кратких пояснений к ним. Это было нечто среднее между экспресс-новостями и пролистыванием новостной ленты в Интернете. Сюжеты были краткими и ёмкими, а визуальный ряд — максимально информативным. И не было в этой череде ничего экстраординарного и выходящего за рамки классических современных новостей.

— Что ты хочешь этим сказать? — не выдержал Алик.

— Да ты смотри, смотри, и слушай, — продолжала удерживать его Наташа. — Включи голову. Внимай, впитывай, анализируй.

— Чему тут внимать? Это же всё ерунда какая-то! Ерунда… Какая-то… Ерунда…

Его глаза сфокусировались на экране, а слух наконец-то переключился с простого восприятия звуков — на последовательный анализ информации.

— Ну? — обрадовалась жена. — Теперь ты понял? Понял? Это уже не иллюзия. Не ноосферный полубред. Это выжимка из реальных событий, освещаемых в прессе. Это правда, которую уже невозможно спрятать за сплошной стеной лжи. Видишь, как она выпирает? Как она колет разум, словно иголками! Вот оно — информационное поле страны, защитником которой ты себя возомнил! Вот, что ты собрался защищать, Элекен! Твоя паства! Полюбуйся на эти рожи, не умещающиеся в широкоформатный экран. Циничные, надменные, лишённые последних капель совести. Чиновники, бизнесмены, бандиты — все как один уважаемые люди. Великие, неприкасаемые, мечтающие о возрождении сословных укладов. Ты с ними собрался работать, Элекен? Или же ты думаешь, что тебе позволят тронуть их хотя бы мизинцем? Принцип невмешательства, мой дорогой, или ты забыл? А может ты хотел рабоать с так называемым народом, с пролетариатом, с рабочим классом? С ним уже пытались работать и неоднократно. Но всякий раз на поверхность выползала вот эта накипь. Потому что глупо думать, что трудяга способен распоряжаться собственной жизнью. Нет. Он привык, чтобы им распоряжались. Как рабочий муравей, не способный жить иначе. Таким образом твой «счастливый человек», живущий ради пользы каждому и всем, на деле всего лишь раб. Причём раб-идиот. Потому, что нормальный раб не мирится со своей участью, а стремится из неё вырваться. Ну или хотя бы приспособиться к ней получше. А вот раб-идиот отдаёт себя без остатка, ничего не требуя взамен. На радость вот им, вот этим харям из телевизора. Так чего ты хочешь, Элекен? Чтобы просто рабы превратились в рабов-идиотов?

— Нет! — выкрикнул Алик.

— Так называемый «народ» — это пассивная биологическая жижа, живущая естественными потребностями. И сваять из неё ничего не получится, поскольку она не имеет крепкой структуры. Она расползается на глазах, и ей плевать на саму себя. Потому-то на ней всегда будут паразитировать вот эти, из телевизора. И даже если ты сумеешь достичь успеха известных альфа-регуляторов начала двадцатого века, тебе не удастся долго сохранять стабильность этой структуры. Ибо паразиты, коих ты видишь на экране, появляются не из космоса, и не из секретных лабораторий, а из того же народа. И они всегда будут появляться. Ты ничего тут не сделаешь. Это болезнь. Болезнь человечества. Изначально призванная уравновешивать его, но в итоге переродившаяся в социальную онокологию. Смотри внимательно на этот экран, Элекен, запоминай их всех. Воры, дорвавшиеся до власти; Нувориши, бесящиеся с жиру; Бездельники, учащие всех, как надо работать; Лицедеи, живущие в замках, подобно аристократам; Безбожники, изображающие духовенство… И чернь, потакающая им во всём, лишь бы кидали кости со стола во время, ну а если не кинут, то можно и потерпеть, подождать, смириться. Каким же образом ты хочешь всё это изменить? Реку можно обратить вспять, но не болото…

— А тебе какое до всего этого дело?! — воскликнул Алик. — Как я понимаю, данное положение дел тебя тоже не устраивает. Иначе бы ты не стала читать мне эту пламенную лекцию.

— Мы смотрим на ситуацию под разными углами, — ответила Наташа голосом Ицпапалотль. — Ты не брезгуешь ковыряться в грязи. Я же хочу эту грязь вычистить, пройдясь с верхов — до самого низа. Мне абсолютно плевать на классовое неравенство, на несправедливость, на двойные стандарты, на общественные пороки. Лечить эти болезни бесполезно. Гораздо эффективнее переработать всё общество в биомассу, в удобрение, дающее жизнь новой, здоровой цивилизации.

— Цивилизации? Цивилизации, состоящей из одного единственного представителя? Ты сама-то хоть понимаешь, насколько это нелепо?

— Ты считаешь, что это нелепо? В то время, как сам стремишься к тому же самому?

— Это ложь!

— Нет, это правда. Может быть, наши концепции и расходятся в принципах реализации, но результат один — доминирование. Не ты ли пришёл к выводу, что исправить ситуацию может только тотальный контроль? Так чем твоя теория принципиально отличается от моей?

— В моей теории общество сохраняется.

— Только формально. Фактически же, это всё та же биомасса, подчинённая единому центру управления.