Очерки Донецкого бассейна

Но мы еще долго стояли возл хатки, заглядывавшей единственнымъ своимъ окошечкомъ съ крутизны внизъ на Донецъ: стояли и смотрли, очарованные. И когда глазъ уже повсюду останавливался только на темной мгл, не различая отдльныхъ предметовъ, мы все-таки продолжали стоять… потому что въ это время картины смнились звуками. Сзади насъ, со стороны села, доносился ревъ возвратившихся стадъ, отражающійся эхомъ отъ горъ и лсовъ, а съ противоположной стороны, изъ глубины лса, слышался неопредленный гулъ, производимый лснымъ царствомъ, — свистлъ соловей, кукушка отсчитывала послдніе удары, глухо мычалъ болотный бычокъ, пищали и стонали какіе-то неизвстные зври, а все это покрывалъ собою оглушительный, перекатывающійся волнами среди ночи концертъ милліона лягушекъ. «Мсто это чудно, и даже зври, кто какъ можетъ, поетъ и прославляетъ красоту его, — подумалось мн. А докторъ, какъ бы угадывая мою мысль, вдругъ сказалъ:

— Хорошо? Благодать? Это намъ-то, избалованнымъ всякими красотами… А каково же впечатлніе простого человка, который прямо изъ голой и голодной степи или прямо изъ навоза очутиться здсь! Чувство святости и божеской благодати — вотъ какое чувство вдругъ охватываетъ его здсь!… Для насъ это только красиво, а ему свято… Намъ эстетика, а ему божеская правда… А впрочемъ до завтра, — вы сами все увидите.

Дйствительно, пора было идти домой и заняться ночлегомъ.

На слдующій день мы долго собирались, такъ какъ желающихъ побывать въ Святыхъ горахъ было много, въ томъ числ человкъ пять дтишекъ, и кое-какъ къ двумъ часамъ собрались. Ршено было хать на лодк. Гребцами выбраны были двое работниковъ: одинъ докторскій кучеръ, а другой — батракъ въ томъ дом, гд мы остановились. Послдній былъ сильный, здоровый малый, но зато докторскій возница никуда не годился: во-первыхъ, онъ былъ слабъ отъ природы, а, во-вторыхъ, по доброт хозяйки, такъ основательно былъ угощенъ „горилкой“, что требовалъ за собой особаго присмотра. Но объ этомъ обстоятельств мы узнали только тогда, когда измнить его уже было поздно, т.-е. когда мы были на середин рки.

Лишь только лодка наша поплыла, какъ всхъ насъ охватило чувство нги и счастія. На этотъ разъ, при блеск солнца, впечатлніе было совсмъ не то, какъ вчера, во время сумерокъ, когда отъ всего этого чуднаго мста вяло тихою грустью. Напротивъ, теперь все блестло и смялось. Смялись лса лваго берега, играя листвой на своихъ старыхъ, но еще бодрыхъ дубахъ, мягко улыбались горы праваго берега, очертанія котораго теперь не выглядли такими суровыми, какъ вчера, самыя сосны на нихъ уже не были суровыми великанами, неподвижно висящими въ воздух по крутымъ берегамъ; напротивъ, веселою и живою толпой окружили он берегъ рки и, цпляясь за уступы, бжали вверхъ до самаго гребня горъ, гд сплошною массой закрыли собою горизонтъ. Кое-гд гора обнажалась, и тогда на солнц блестлъ мловой обвалъ. Самъ Донецъ, вчера такой лниво-грустный, сегодня смялся, благодаря мелкой ряби, поднятой втромъ. И звуки, идущіе со всхъ сторонъ на насъ, тоже были веселе, бодре…

Но зато въ лодк нашей всю дорогу неблагополучно. Всему виной былъ Николай, докторскій кучеръ. Онъ съ самаго начала былъ мало куда пригоденъ, въ особенности для роли гребца ко „святымъ мстамъ“. Отъ работы весломъ его еще больше разобрало; онъ безъ толку, не въ тактъ бурлилъ имъ воду, качалъ лодку, обдавалъ брызгами близко сидящихъ. Кругомъ противъ него раздавался ропотъ, хотя большинство смялось надъ его неуклюжестью. Въ особенности возсталъ на него самъ хозяинъ, — всю дорогу онъ ругалъ его.

— Ты опять, болванъ, напился?

— Ничего не напился… поднесли трошки — и напился.

— Ну, вотъ, посмотрите на этого болвана!… У него большая семья, жена, дти и онъ близокъ къ чахотк. И все-таки, скотина, возьметъ, да нажрется, а потомъ нсколько дней стонетъ… Греби хорошенько, а не то пошелъ вонъ съ лодки! — кричалъ, вн себя отъ гнва, докторъ, обращаясь поперемнно то къ намъ, то къ своему возниц.

Это продолжалось до самыхъ святыхъ мстъ. Никодай бухалъ въ Донецъ весломъ, бурлилъ воду, брызгалъ, раскачивалъ лодку, а докторъ бсился, страдалъ, ругался. Пришлось ихъ обоихъ успокоивать.

— Ахъ, не могу я выносить пьяныхъ! Эта скотина все намъ отравитъ, вс эти чудныя мста! — съ огорченіемъ кричалъ докторъ. Одинъ разъ онъ окончательно потерялъ хладнокровіе и умолялъ насъ подъхать къ берегу.

— Зачмъ?

— Высадить этого чорта на берегъ. Пошелъ вонъ!