Ода на рассвете

Очевидно, что ты так и не выпил вина за наше с тобой счастье. Я почему-то догадывалась об этом.

Так вот, не выпил, значит не получишь!

Спешу тебе сообщить, что ты запутался в какой-то афере. Что, где и как — я не знаю; не вдавалась в подробности. На тебя завели дело и ищут, перекапывая землю. Делом занялся мой нынешний муж. Он- человек весьма опытный и всегда доводит начатое до конца. Так что будь осторожен.

Пишу тебе, помня старую нашу любовь.

Прощай, дорогой! Больше я тебе писать не буду.

Твоя Е. П.

P. S. Как прочтешь это письмо, сожги его, чтобы не было улик ни на меня, ни на тебя.

Садовский оторвал глаза от бумаги и смял ее в кулаке, превратив в маленький комочек. Он посерел и взглянул на Юру, всё ещё игравшегося с фуражкой.

— Э-э-у, месье, — снова обратилась гувернантка, — не найдётся ли для меня работы у вас? — она спросила, совершенно не понимая, что сейчас не до неё.

— Нет, пока нет.

— Оф, как жаль…

— Ну, что, Юрий Леонидович, пойдем купим тебе игрушек и сладостей? — как будто ничего и не было, бодро и радостно спросил Садовский, любуясь своим чадом. Мальчик запрыгал в отцовских руках. — Вы возвращайтесь, — сказал няне Леонид. — Благодарю, что присмотрели за моим сыном. Прощайте. Да! — вдруг опомнился командир. Лицо гувернантки просияло в надежде. Садовский снова потянулся за кошельком и снова ей что-то дал. — Это вам на обратную дорогу, на чай и все прочее. Всего доброго!

— П-прощайте… — расстроенно осунулась француженка. — Пока, Юра-а! — помахала белым платочком им вслед гувернантка, и мальчик, глядя на неё из-за папиной спины, помахал в ответ своей ручонкой.

— Лиза, а ну-ка погляди на неё, на доченьку мою, — попросила одна крестьянка, впуская Елизавету в свою избушку. — На спинке у неё что-то такое выскочило и так мучает, так мучает!

Знахарка вошла в нехитро обставленную комнатку. На грубоотесанной кроватке лежала шестилетняя девочка.

— Здравствуй, милая! — подошла к ней Лиза. Девочка не ответила. — Покажи мне, где у тебя болит. Та повернулась к Елизавете спиной и подтянула платьице. Лекарь осмотрела образование.

— Оно у тебя чешется?

— Угу, — ответила девочка.

— И ждёт?

— Угу.

«Фурункул, — поняла Лиза. — Начался только.»

— Ну, что там? — забеспокоилась мать.

— Ничего страшного. Скоро пройдет. Разогрейте пока воду.

Женщина ушла. Лиза тем временем нашла в своей суме листья мать-и-мачехи.

— Ой, горяченькая совсем, — принесла мать котелок кипятка.

— Хорошо. Сейчас мы эти листья отпарим и будем прилаживать. Это поможет вашей доченьке. У нее фурункул. Внутри него есть гной. Это опасно. Вы об этом знаете. Вы можете прилаживать ещё и подогретый разрезанный лук, но я оставлю вам мать-и-мачеху. Пускай девочка кушает постную еду. Ей не помешают и чаи с шиповника. Та-ак. Как тепло? — спросила она у девочки, приложив к фурункулу листья.

— Да, — ответила больная уже более доверительным тоном.

— Вот и хорошо! — Елизавета взяла чистый кусочек ткани и положила сверху. — Так делайте, — продолжала она объяснять матери, — пока оно не раскроется и не вытечет гной. Когда же вытечет, то хорошенько протрите водкой это место.

— Благодарствуй, матушка!

— Скажите, дочка часто моется?

— Ой, если бы! Она такая упрямица! Говорит: «Не буду!» — и всё: ничего с ней не сделаешь. А что это как-то дало?

— Скорее всего, оно и является настоящей причиной. Если она будет также продолжать, то будет ещё хуже. Всё будет выскакивать один за другим. Это больно и нешуточно.

— Ты слыхала, доченька?

— Я буду! Буду мыться, мама! — испугалась девочка. — Только бы оно побыстрее прошло.

— Пройдёт, если ты выполнишь своё слово, — уверила Елизавета.

— Вы творите чудеса! — призналась знахарке мать, провожая из дома. — Я никак не могла ее убедить, а вы так за пару минут. Ой, спасибо! У вас дар от Бога. Уй! — оскалилась женщина.

— Что случилось?

— Я сказала «от Бога», — объяснила та, ударяя себя по губам.

— Что же тут такого?

— Нельзя. Разве вы не знаете? За это могут и в тюрьму, и на каторгу. У меня были иконки, да попрятала их всех. Боюсь, чтобы не нашли как-то.

— Вы хотите сказать, что раньше веровали, а теперь нет?

— Да, так…, наверное, …

— Но разве Бог перестал существовать с приходом коммунистов?

— Нет… — растерянно ответила женщина.

— Неужели из-за воли людей вы готовы отказаться от веры, Бога, молитв?

Собеседница промолчала, не найдя что ответить.

— Человек меняется, а Господь никогда неизменен. Он всегда рядом и слышит наши молитвы и без икон. Поправляйтесь!