Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Однако на ащепковской эпидемии одержимости бесами сказалась не только зависимость овдовевшей Сиклитиньи от благотворительности соседей. На большинстве кликуш лежали существенные домашние обязательства: их мужья либо умерли, либо отсутствовали. Все 13 женщин были замужем в то или иное время, при этом 9 из них были либо вдовами (3), либо солдатскими женами (1), либо женами отходников (5). Это означало, что они вынуждены были вести хозяйство только с помощью детей или пожилых родственников. В случае с Неонилой Титовой припадки, тяжелая депрессия и неспособность работать, которые она связала с колдовством Сиклитиньи, заставили ее мужа вернуться домой, чтобы вести домашнее хозяйство. В село вернулся и муж Василисы Алексеевой, которая первой назвала Сиклитинью ведьмой. Увеличение числа мужчин, занятых вне сельского хозяйства, уходивших в поисках заработков далеко от родных деревень, могло иметь негативные последствия для женщин, которые оставались нести всю ответственность за работу в поле и дома, часто на глазах у критически настроенной мужней родни[373].

Ащепковская эпидемия не является уникальным примером. Н. В. Краинский подсчитал, что в Ярославской, Московской, Новгородской, Смоленской, Тульской, Тверской, Владимирской и Вологодской губерниях было несколько тысяч, возможно, несколько десятков тысяч женщин-кликуш, которые считали себя околдованными и, следовательно, одержимыми демонами. И во всех этих районах, за исключением Вологды, значительная часть мужского населения работала в городах[374]. Другой психиатр подсчитал, что в 1899 году в одной только Орловской губернии, отток из которой был ограничен лишь несколькими районами, нашлось более 1000 кликуш[375]. Напротив, ни временная трудовая миграция мужчин в города и к промышленным объектам, ни, в свою очередь, кликушество в украинских губерниях не были распространены[376].

Ссоры внутри семей также могли привести к обвинениям в колдовстве. Обличения такого типа составляют почти четверть всех имеющихся дел – эту долю следует рассматривать как минимальную, поскольку источники не всегда уделяют внимание отношениям между обвинителем и обвиняемым. Только в 3 из 19 случаев обвинения были предъявлены родственникам-мужчинам (2 шурина и 1 неустановленный родственник). Остальные были довольно равномерно распределены между женами (3), золовками (3), матерями (2), свекровями (2), невестками (2), тетками (2), мачехой (1) и свояченицей (1). Источником обвинений могла быть экономическая зависимость некоторых пожилых женщин (которые, вероятно, пережили своих супругов) от их семей, хотя в записях об этом ничего не говорится. Напряженность и борьба за власть между родственниками (особенно между некровными родственниками в больших семьях), приводившие к нарушению семейной солидарности, способствовали обвинениям в колдовстве[377]. Обвинение свекрови или золовки в колдовстве подвергало сомнению иерархическую структуру власти в расширенных домохозяйствах и тем самым вполне могло изменить распределение сил, особенно когда обвинительница утверждала, что одержима. Те, кто был наделен большей властью, особенно свекрови, могли использовать аналогичные обвинения как способ подавить независимые порывы младших. Даже если позже родственники мирились, их отношения после таких обвинений, вероятно, изменялись.

Каким бы ни был источник разногласий между женой и матерью Петра Брюханова, этого оказалось достаточно, чтобы убедить Брюханова и его соседей в ярославской деревне Синицы в том, что его мать была ведьмой. Весной 1895 года жена Брюханова стала кликушей. В пасхальное воскресенье Брюханов в присутствии своей матери Марьи и соседей напоил жену святой водой и попросил назвать имя человека, который ее околдовал. Женщина назвала свекровь, мать Брюханова.

При виде стоявшей перед ней свекрови вдруг сильно переменилась в лице, вскочила, «будто ее вихрем подняло», запела что-то и в конвульсивных судорогах бросилась на 70-летнюю старуху, повалила ее на землю, стала таскать за волосы и наносить по всему телу побои, требуя, чтобы она «отделала порчу».