Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Прослеживая историческую эволюцию кликушества, Прыжов приводит судебные дела и описания кликуш в документах XVII и XVIII веков. Он связывает случаи бесоодержимости в эти два столетия с церковным расколом середины XVII века и государственным притеснением старообрядчества. Раскол произошел, когда иерархи православной церкви провели реформы в ритуалах, которые были отвергнуты как еретические священниками и их последователями, назвавшими себя староверами. Подчеркивая революционные изменения, произведенные Петром I (1672–1725), Прыжов противопоставляет диаметрально противоположную позицию в отношении одержимых бесами со стороны сестры Петра, Софьи, которая была регентшей с 1682 по 1689 год. Хотя Софья принимала западноевропейские идеи и культуру, она стояла, по словам Прыжова, «на рубеже московской Руси, создавшей кликуш, и новой Руси». Фактически она была известна исцеленьями кликуш[456]. Полностью отвергая старую Русь, Петр рассматривал бесноватых как притворщиков и стремился исключить их из российского общества. Прыжов утверждает, что указы Петра против кликушества не возымели эффекта, поскольку окончательное прикрепление крестьян к земле ухудшило положение женщин. Он сардонически отмечал: «дьяволы … продолжали по-прежнему выть и кричать: их плодило теперь развивавшееся крепостное право»[457]. Таким образом, подобно Писемскому и Лескову, Прыжов видел в крике одержимых женщин крик против угнетения. Однако, в отличие от Лескова, он не считал, что крестьянская реформа хорошо сказалась на положении крестьянских женщин и, соответственно, уменьшила количество кликуш[458].

По мнению Прыжова, лишь с развитием общественного порядка, уже приведшего к освобождению крестьян, правительство и медицинские чиновники должны были перейти к более гуманному обращению, что сократило бы случаи одержимости. В хронике судебных дел с участием кликуш в первой половине XIX века, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Прыжов описывает дело 1861 года, связанное с эпидемией кликушества среди однодворцев (крестьян-землевладельцев) Букреевского хутора. По требованию Екатеринославской уголовной палаты врачебная управа констатировала, что припадки кликуш были вызваны истерической болезнью. Ссылаясь на наследственное объяснение истерии, врачи заявили, что это «женщины полнокровные, страстные, нервного темперамента» и что «взгляд на больных истерических возбуждает и в других здоровых женщинах приступ истерических припадков». На основании такого экспертного заключения суд постановил, что «все обвиненные подлежат не наказанию за свои заблуждения, а надлежащему вразумлению, могущему рассеять эти заблуждения». Явно поддерживая решение суда, Прыжов отметил, что феномен кликушества должен был бы исчезнуть с появлением такого прогрессивного мышления. То, что этого не произошло, он объяснял существованием статьи 937 в Уложении о наказаниях. Продолжая связывать одержимость с обманчивым и опасным поведением, эта статья, как он утверждал, воссоздавала жестокость XVI – начала XVIII века. Только теперь вместо того, чтобы пытать, симулянтов предписывалось запереть в сумасшедшем доме:

К ужасу нашему, мы встречаем здесь волостного старшину, который, одержимый яростью преследования пороков, тащит кликуш в полицию, – видим врачей, которые раздевают и осматривают этих баб, и приходят к тому, что они находятся в нормальном положении, и не больше ни меньше, как обманщицы, и затем товарищ прокурора доказывает, что эти бабы злонамеренные, и суд, обвинив их виновными в злостном обмане, присуждает к заключению в смирительном доме…[459]

Упоминание недопустимых медицинских обследований напоминает об аналогичном возмущении Лескова.

Проследив этнические и классовые корни бесоодержимости, а также указав на роль церкви в печальном положении женщин, Прыжов завершает свою статью указанием на ценность как просвещения, так и экономических улучшений для искоренения кликушества. Он впервые в литературе указывает на самобытность русского кликушества, заявляя, что оно существует повсюду в России, но не в Малороссии, за исключением киевских церквей и монастырей, которые привлекают русских паломников[460]. Отсутствие кликушества в Украине стало темой этнографических и психиатрических трудов[461]. Далее Прыжов устанавливает прямую связь между кликушеством и православием. «По всему северо-востоку, – пишет он, – кликуш встретишь во всех монастырях и церквах, где есть особенная святыня, мощи, или чудотворная икона». Одержимыми чаще всего становились крестьянки. И Прыжов предполагает, что кликуша – это здоровая женщина, которая становится кликушей

оттого, что она здорова душой и сердцем, оттого, что способна глубоко чувствовать нравственные страдания. Не в силах будучи перенести нравственные оскорбления, она надламывается, и, среди окружающих ее диких суеверий, становится кликушею.