Он пожал плечами. Она выложила кусок пудинга на тарелку перед ним и взяла две ложки. Запах от пудинга шел изумительный. Романзе понравилось бы. И он представил себе, как неприкаянные суетятся вокруг котелка и бросают туда отраву. Его душа преисполнилась нежностью. К черным слезам парнишки, к его болтовне об обиженных бычьих лягушках. Надо было остаться с ним на пляже. Держать себя в руках. Слушать его.
— Ты ведь такой не готовишь, а?
— Я этого не говорил.
Она с веселой усмешкой передала ему ложку.
— Да знаю я, что не готовишь. А я весь день ломаю голову над тем, как ты там со всем справляешься. Ты же еще не научился угождать вкусам публики?
— Но ведь это ты демонстративно встала и ушла во время речи Интиасара в день моего посвящения. Так что не тебе рассуждать о тонкостях дипломатии!
— Разве? — Она расплылась в довольной улыбке. Он не верил, будто она об этом забыла. — Окажи губернатору услугу, Зав. Позже ты сможешь сам им воспользоваться. — Ее глаза хищно сузились. — Или не сможешь? Ты никогда не шел на компромиссы. Я всегда пыталась научить тебя прогибаться. Но ты же радетель! Прогибаться — не в нашей натуре.
Он еще понятия не имел, что приготовить для мерзкого Интиасара.
— Вся страна уверена, что ты так и поступаешь! — Ее голос зазвенел от веселья. — И когда ты им всем скажешь, что ты не такой? Ты и вправду хочешь устыдить Интиасара? Но этот человек, сам того не желая, будет точить на тебя зуб, если ты вздумаешь испортить свадьбу его дочери!
— Он успокоится!
Дез’ре пододвинула ему тарелку с пудингом.
— Ешь! — И когда он попытался возразить, решительно пресекла попытку, подняв руку: — Я сказала!
Он взял ложку.
Карамельная корочка с ароматом корицы — надо же, а ему казалось, он понял, что в этом пудинге, но вкус оказался гораздо богаче и после первой порции только начал раскрываться. Он словно окунулся в мякоть спелой тыквы, в которой ощущался хрустящий копченый миндаль. А сладость карамели оттенялась землистым привкусом остальных ингредиентов и настойчивой дымностью. И когда Завьер решил, что вкусовая палитра проявилась полностью, он уловил взрыв лимонной кислинки. Это было изумительно: цитрусовый нюанс словно дал ему возможность снова ощутить собственное тело.
Она сидела с сияющим лицом, покуда он постанывал от удовольствия.
— Не слишком много всего?
— Поразительно вкусно!
Она взяла свою ложку, и они ели пудинг вдвоем, одновременно болтая, как в старые добрые времена его учебы, с той лишь разницей, что теперь они вели беседу на равных. Вначале хрусткость на зубах, потом землистая сладость на языке; тонкий ореховый привкус и потрясающая апельсиновая нотка в конце. Всякий раз ощущая во рту вкусовой аккорд, он невольно хотел улыбнуться дерзкой отваге рецепта. Игривости. Ее, похоже, по-настоящему интересовало его мнение. Он наблюдал за ней. Представил себе, как она оживлена в кругу своих детей. Они на нее похожи?
— Мальчики придали тебе музыкальности.
Ей было приятно это слышать.
— Ты всегда умел изящно выразиться.
— Расскажи мне о них.
Он никогда раньше не видел, чтобы она так улыбалась.
— Думаю, Сайрусу светит стать юристом. Он сумеет продать ослу его хвост. Не поняла еще, что получится из Джорджа и Энтони, им еще предстоит найти свой путь. Энтони очень хорошо плавает и бегает. Может быть, Джордж хочет быть просто отцом. Можешь себе представить? Восьмилетний мальчишка — а уже такой влюбчивый. Патрик перед уходом сегодня утром куксился. Мальчики будут петь хором для супружеской пары в Лукии по случаю семидесятитрехлетия брака. А Патрик терпеть не может петь. Он согласился только потому, что братьям нравится петь вместе с ним. А я его туда отправила, потому что требую от него, чтобы он поступал, как велит мамочка, но долго не смогу его заставлять. Кто еще? Роберт! Этот мальчишка готов петь, пока сердце в груди не лопнет. А Гидеон, возможно, станет поваром.
Он искоса посмотрел на нее: Дез’ре буквально светилась радостью.
— А ты когда-нибудь думал, чем бы ты занялся в жизни, если бы не стал радетелем? — спросила она.
— Вообще-то нет. — Он облизал большой палец и собрал с пустой тарелки крошки от пудинга. — Нам на роду написано быть радетелями.
— Ты бы подумал, чем займешься, когда уйдешь на покой. Уж поверь мне. Ты бы мог быть счастливым, возясь у себя в саду и выращивая красивые цветы, перестав быть поваром?
Он задумался.
— Не могу этого себе представить.
— А ты попробуй!
— Зачем?
— Возможно, если ты начнешь думать, кем бы ты еще мог стать, это тебе поможет, когда у тебя появятся ученики-аколиты.
— А разве мне нужна помощь?
— Понадобится.
Две полосатые кошки наперегонки ворвались в кухню. Одна держала в пасти крупную крысу с волочившимся хвостом. Дез’ре шикнула, и кошка с крысой сбежала. Кошка без крысы вспрыгнула на стол и, мурлыча, зигзагом прошлась между ними. Дез’ре замурлыкала в ответ.
— А я больше не ощущаю себя радетельницей, — сообщила она.
— Но твой пудинг…
— Это просто выпечка, и я больше не несу ответственности за то, чтобы осчастливить своей стряпней распоследнего засранца на нашем архипелаге.