Один Христос. Два христианства

В своей работе, французский перевод которой был опубликован в 1969 г., Кардинал Ратцингер пытается спасти традиционную веру, не отказываясь от прежнего учения об искуплении. Но чтобы сделать это, ему приходится юлить и манипулировать фактами. С одной стороны, он признает, что учение об Отце, обрушивающем свою месть на Сына, действительно является «общепринятой на сегодняшний день христианской концепцией искупления». С другой стороны, в той же работе он пытается убедить читателя, что настоящая позиция Церкви не такова: «Некоторые памятники христианского благочестия дают повод думать, что христианское учение о Кресте рисует нам Бога, чье неумолимое правосудие потребовало для своего удовлетворения человеческой жертвы. Жертвы своего собственного Сына. Образ этот, став привычным, оттого не менее ложен».[128] Как можно приписывать это чудовищное учение «некоторым текстам христианской духовной традиции», если это официальное вероучение, утвержденное на Тридентском Соборе, подкрепленное в 1968 г. комиссией кардиналов, которым было поручено исправление Голландского Катехизиса, и вошедшее затем в Катехизис Фульды, составленный немецкими епископами в 1977 г., а самое главное – в Катехизис католической Церкви 1992 г. После 1981 г. Ратцингер был назначен Иоанном-Павлом II «префектом Конгрегации по вопросам вероучения», «председателем Понтификальной библейской Комиссии» и, наконец, «председателем Международной богословской Комиссии». Не говорите мне, будто Ратцингер был недостаточно внимателен и не заметил, что учение это, которое он сам признал ложным, вошло, как мы видели, в Катехизис 1992 г. Я здесь цитирую лишь официальные вероучительные тексты, которые едва ли можно назвать «памятниками христианского благочестия». Разумеется, существует богатая духовная литература, развивающая психологические аспекты этого учения и формирующая определенного рода сентиментальную духовность. Эта литература продолжает расти, и Великим постом, в приближении Пасхи, мы неизменно слышим на каждой из остановок Христа на крестном пути новые проповеди, новые трогательные размышления о роли Христа и Его страданиях… Но все это лишь виньетки на полях официального вероучения. Нет сомнений, что, как и большинство богословов, будущий папа Бенедикт XVI чувствует себя неловко, когда вынужден это вероучение исповедовать. Поэтому он тоже пытается его исправить. Он признает, что сама идея «искупления» поднимает серьезные вопросы: «Не является ли Бог, требующий бесконечного искупления, жестоким Богом?» Однако, продолжает он, «реальность зла и несправедливости, которая уродует мир… эта реальность существует, и существует по нашей вине. Ее нельзя игнорировать, она должна быть устранена. Не этого ли требует от нас жестокое Божество, требуя бесконечного искупления? Ничего подобного! Бог сам соделывается местом примирения и в своем Сыне берет страдания на себя. Бог сам приносит в дар миру свою бесконечную чистоту. Бог сам «испивает чашу» всех ужасов и восстанавливает справедливость величием своей любви, которая, проходя через страдания, рассеивает тьму». Такое решение заменяет понятие «искупления» понятием «устранения», что позволяет уйти от юридического понимания спасения и образа неумолимого Бога. Но каким образом может принятие Отцом страданий Сына «устранить» мировое зло? Разница с официальной доктриной состоит в том, что в этом учении Иисус не может предложить Отцу свое страдание во искупление наших грехов, поскольку различие между Отцом и Сыном здесь оказывается затушевано. Отец «в своем Сыне берет страдания на себя». «Сам Бог» – речь, похоже, идет именно об Отце – «испивает чашу». Именно отец оказывается, в конечном счете, распятым в своем Сыне! Маневр ловкий, но чрезвычайно опасный. Ведь он совершенно не соответствует повествованию о распятии, которое мы находим в Евангелиях: «Боже мой, Боже мой, почему Ты меня оставил?» и, наконец: «Отче, в руки твои предаю дух Мой». Не может быть, чтобы Ратцингер этого не почувствовал – он слишком компетентен для этого и слишком уважительно относится к текстам. Он должен был понять, что защищать традиционное богословие с его чудовищным представлением о Боге уже невозможно, что для верующих оно становится камнем преткновения. Только отчаяние могло подвигнуть его на такое произвольное толкование крестной жертвы. Он был готов на все, лишь бы уйти от ужасного «общепринятого христианского представления об искуплении». Но целиком освободиться от прежнего богословия ему так и не удалось. Бог у него по-прежнему «восстанавливает справедливость». Так или иначе, факт остается фактом, попытка одного из лучших богословов прошлого века, председателя множества перечисленных мною комиссий и конгрегаций, разъяснить центральную тайну христианской веры оказалась путаной и неубедительной.