На Востоке мы встречаемся с совсем иным пониманием таинства жизни Христа. Страсти Христовы не имеют отношения к Его Отцу. Дело нашего спасения совершается не между Отцом и Христом, а между Христом и нами. Страдания Христа не являются ни возмещением, ни платой, ни выкупом за кого бы то ни было. Чтобы прощать, Бог ни в чем не нуждается, и менее всего в страданиях Сына. Он, собственно, и не прощает нас, потому что никогда не переставал нас любить, и притом любить бесконечно, в соответствии с тем, что Он есть, что Он именно таков и иным быть не умеет. Страдания Христа говорят об усилии любви, которое Он должен в каждом из нас, своим присутствием в нас вне пространства и времени совершить, дабы очистить, освятить, и тем самым обожить нас. О приношении отцу здесь можно говорить лишь в том смысле, что действуя таким образом, Он исполняет желание Отца вернуть нас в лоно своей Любви. Он делает с человечеством то, что дрожжи делают с тестом. Таинственно, но реально присутствуя целиком в каждой освященной облатке, он таинственно, но реально присутствует в каждом человеке, от Токио до Мексики, и от прародителей до наших дней. Для него не существует пространственно-временных границ. Он участвует в нашем обращении к Богу не только своими страданиями и смертью, но и всей своей жизнью. Действуя внутри каждого из нас, он помогает нам совершить то дело любви, на которое без Него мы не были бы способны. Он разделяет с нами страх смерти, как было это в Гефсиманском саду, и даже отчаяние, как произошло это на Голгофе, когда, распятый вместе с преступниками, которые утратили надежду на человеческое и Божеское прощение, Он воззвал со креста: «Боже мой, Боже мой, почему ты меня оставил?» В этой богословской перспективе необходимо, чтобы Христос был искушаем сильнее любого человека, когда-либо жившего на земле – ведь найдись кто-то, чье искушение было сильнее, чем у Христа, спасение бы его не коснулось. Искушение Христа должно было быть реальным – в противном случае Он никого не смог бы спасти. Он должен был, храня равновесие, пройти по лезвию бритвы, где малейший толчок был чреват падением. Но пав, Христос никого не спас бы. Он стал бы еще одним грешником, только и всего. Он должен был не просто претерпеть искушение, но его выдержать. Все это некоторые из богословов Востока прекрасно знали и описали много столетий назад. Знание это они отчеканили в формуле: «Спасено лишь то, что себе усвоено». Это богословие я изложил в своей книге
Наверное, поэтому многие мистики открыли в своих видениях, что воплощение было для Христа горшей мукой, нежели Крест. Ведь Воплощение – это не просто вступление бесконечного в пространственно-временные пределы. Воплотившись, Христос погрузился в океан ненависти, ревности, гордости, нищеты, отчаяния – мир, отказавший Ему в любви во всех ее проявлениях. Как не похож он на мир внутри Божественной Троицы, где каждый находит собственное счастье в счастье другого![171]
Головокружительная бездна! Бездонная клоака! Какую страшную незримую брань с нашей ревностью, нашим желанием властвовать над ближними и наслаждаться их муками и унижением пришлось Ему выдержать, чтобы вселить в сердце каждого хоть немного любви и взрастить святых, способных Ему споборствовать, ибо призван к этому в меру своих духовных сил каждый из нас. Но живет Он и в сердцах жертв, помогая им бороться с ненавистью и отчаянием.