«Закон благодати является высшим по отношению к природе началом. Он призван обожить человека, не изменяя никоим образом человеческую природу…» Привожу теперь для вас этот текст, возвращая в него слова, опущенные о. Гарригесом: «Закон благодати является высшим по отношению к природе началом, преобразующим природу
не изменяя ее, чтобы ее обожить…» Вы сами видите, как о. Гарригес манипулирует текстом. Менее очевидно, но не менее важно то, как он подтасовывает мысль Св. Максима, подменяя обожение природы человека «обожением человека» вообще.[214]Отец Гарригес прекрасно знает, что он мошенничает, что он обманывает своего читателя, заставляя его поверить любой ценой, что Фома Аквинский – гений, что он непревзойденный учитель богословия, и что у греческих отцов искать нечего, поскольку в лучшем случае они лишь предчувствовали то, что Фома впоследствии доказал со всей скрупулезностью. На самом деле о. Гарригес всего лишь обманщик. Человеку не запрещено иметь убеждения. Есть они, разумеется, и у меня. Когда человек защищает свои убеждения, мне это понятно. Я и сам поступаю так же. Но прибегать при этом к жульничеству недопустимо. Это означает себя полностью дискредитировать. Неужели защищать аристотомизм стало настолько трудно, что его сторонникам приходиться прибегать к подобным маневрам! Те, кого интересует научный разбор их аргументации, могут обратиться к моей работе
Впрочем, есть и некоторые перемены к лучшему. Некоторые современные богословы присоединяются к традиции православия и греческих отцов. Отец Гийом де Ментьер, чьи объяснения таинства нашего Спасения я здесь подробно не рассматривал, даже осмеливается использовать термин «обожение»: «Термины „обожение“ (theôsis) и „обожествление“ (theopoïesis) на самом деле библейскими не являются, хотя библейским реалиям вполне соответствуют. Выражение ап. Петра „причастники божеского естества“ (2 Петр 1.4) действительно встречается в Писании лишь однажды. Но ту истину, которая за ним стоит, Писание утверждает на каждом шагу. Тема „обожения“ становится лейтмотивом всего патристического богословия, в особенности у греческих отцов. Спасение – это „метаморфоза“, иными словами – „преображение“».[216]
В доказательство своих слов о. Ментьер отсылает читателя к Св. Клименту Александрийскому (умер в 185 г.), который, согласно Жюлю Гроссу, был первым, кто ввел в обращение слово «обожение».Подобная позиция меня, разумеется, радует. Мне лишь жаль, что очередной раз все было сделано для того, чтобы верующие в этой аргументации не смогли разобраться. Знать истинное положение дел им вовсе не обязательно. Богословские споры должны остаться достоянием специалистов – кто же выносит грязное белье на люди! «Простые» верующие должны быть уверены, что Церковь никогда не ошибается, что ее учение ни на йоту не изменялось. «В особенности у греческих отцов…», – пишет о. Ментьер. Интересно, у кого из латинских отцов нашел он похожее учение о нашем обожении в вечной жизни? Как он может говорить, что эта идея «утверждается на каждом шагу», если даже последний Катехизис, процитировав апостола Петра, не решается, как мы видели, его мысль развивать? Стремясь доказать, что учение об обожении человека в вечной жизни западной Церковью всегда разделялось, о. Ментьер ссылается на работу Жюля Гросса о понятии обожения у греческих отцов.