Одинокая наследница. Дело о лошади танцовщицы с веерами. Дело о ленивом любовнике

— Я буду подстраивать ему лажное обвинение, пока не прижму его так, что ему станет слишком жарко и он начнет крутиться. Поймите, у него есть преимущество — его амнезия. Он прячется за провалом памяти, как за стеной. Это делает его особенно уязвимым, потому что, пока его не могут допрашивать в полиции о событиях, которые случились после' того, как его ударили по голове, он, естественно, не сможет ничего отрицать. А потому я могу предъявить ему самые тяжкие обвинения, и он сможет их отрицать. Он вынужден принять их, опустив голову, бормоча утверждение, что ничего не помнит. Я намерен нагружать верблюда соломинками, пока не переломлю его спину.

— Но представьте себе, что его история… что к тому времени он сможет изобрести такую версию, что…

— Вот именно, — сказал Мейсон. — Я его кое во что втяну, прежде чем он получит шанс выдумать свою версию. Так вот, когда он начнет раскалываться, он станет сваливать все на вас. Он поклянется в чем угодно. Пока что имеются только два человека, которые могли убить вашего мужа и поместить его тело в вашу машину. Одно лицо — это вы, другое — Флитвуд. В делах такого рода великое дело — сочувствие публики. Если вы отказываетесь сделать какое бы то ни было заявление после того, как полиция действительно вас как следует прижмет, этот факт распространится по страницам газет и станет подозрительным обстоятельством, которое отвратит от вас сочувствие читателей газет.

Завтра утром Трэгг намерен побеседовать с вами. Говорите с ним свободно и откровенно. Вы должны попытаться в этом разговоре избавиться от обвинения в убийстве. Это будет нелегко. Если вы станете говорить правду, вы с этим справитесь. Не будете говорить правду — лучше бы вам пересмотреть…

— Я говорю правду, мистер Мейсон.

— Тогда, — заверил ее Мейсон, — это все, что требуется.

— И я должна говорить с лейтенантом Трэггом?

— Пойте, как жаворонок, — посоветовал ей Мейсон. — Обнажите перед ним душу. Позируйте для фотографий в газетах. Расскажите всем обо всем. Не скройте ничего. Только будьте уверены в том, что это правда, Потому что, если вы попытаетесь лгать, вас поймают, а если вас поймают на лжи, это будет означать пожизненное заключение, а может быть, и смертную казнь.

— То, что я вам говорила, — правда, мистер Мейсон.

— О’кей. Завтра в восемь утра начинается передача.

— И вь1 думаете, вы сможете заставить Флитвуда говорить до завтрашнего утра?

— Постараюсь быть усердным маленьким мальчиком, — сказал Мейсон, — и так прижму Флитвуда, что вся его маскировка даст трещину.

— Я считаю, что вы такой милый, мистер Мейсон, — сказала она.

— Вы и половины не знаете. — Мейсон ухмыльнулся. — Между прочим, когда будете рассказывать о том, как Патриция задела угол живой изгороди, и о том, как там нашли Флитвуда без сознания, постарайтесь подчеркнуть тот факт, что Патриция не заметила, что она что-то задела.

— Но разве от этого не будет хуже? Другими словами, разве Патриция не должна была это заметить?

— Конечно, должна была бы. Ведь вы ни секунды не думаете, что она сбила его, так?

— Ой, мистер Мейсон… я… Наверное, сбила!

— Чушь! — возразил Мейсон. — Ваш муж поставил свою машину в таком положении, чтобы Патриция вынуждена была срезать угол изгороди. Это ваш муж обнаружил, что Флитвуд там лежит.

Ее зрачки расширились от внезапного осознания того, что должно было произойти.

— Значит, вы хотите сказать, это было подстроено так, что…

— Несомненно, это было подстроено, — подтвердил Мейсон. — Ваш муж ударил Флитвуда по голове. Ему показалось, что он его убил. Ему нужно было избавиться от этого трупа с повреждением головы. Лучший способ от него избавиться — заставить Патрицию считать, будто она его сшибла машиной, чтобы она приняла на себя обвинение.

Миссис Оллред прижала костяшки пальцев к губам.

— Обдумайте это, — посоветовал Мейсон. — Не подчеркивайте этого. Пусть лейтенант Трэгг сам додумается, пусть это будет его детище.

И Мейсон вышел, оставив ее сидеть.

Глава 14

— Дрейк тут? — спросил Мейсон молодого швейцара, который поднялся с ним на лифте.

— Да. Пришел пятнадцать иЛи двадцать минут назад. Видно, у вас, ребята, дело какое-то горячее.

— О, мы просто из беды хотим выйти невредимыми, — объяснил Мейсон.

Дрейк держал операторов у пульта двадцать четыре часа в сутки, так что Мейсон, открыв дверь конторы, повернул свой большой палец по направлению к личному кабинету Дрейка и одновременно вопросительно поднял брови. Девушка у пульта, занятая звонком, кивнула и сделала приглашающий жест. Мейсон отодвинул задвижку на узкой внутренней дверце тесноватой приемной и прошел по длинному коридору в кабинет Дрейка.

Дрейк разговаривал по телефону, когда Мейсон вошел.

Он жестом указал адвокату на стул, сказал в трубку:

— О’кей, записал. Повторите мне адрес. Хорошо. Нет, оставайтесь на этом задании. Держите ухо востро и попробуйте еще что-нибудь разузнать. Звоните обо всем, что кажется вам важным.

Дрейк повесил трубку и сообщил:

— Ну, есть новости. Не знаю, надолго ли.

— Что такое? — спросил Мейсон.

— Да мой человек там, в управлении, в комнате прессы.

— Что же он обнаружил?