Одинокий пастух

– Как же, я хорошо помню старика Сенбернарыча, и помню, что у него был внук. Их собака катала тебя на санках. Года три тебе было или четыре. А мальчик постарше.

И тут у меня в памяти словно окно открылось. Я еду на санках, которые везет большая собака, а рядом бежит мальчик в ушанке. И сколько же раз я видела старика с собакой, но никогда этот эпизод не всплывал.

Я спросила Геру, помнит ли он девочку на санках, которую собака катала?

– Так это была ты? – обрадовался он. – То-то у меня впечатление, что я с детства тебя знаю. – Это он так шутил.

Мама принесла подарок от «светлановских матерей» – маленькие лыжи, но я сомневалась, что Митька будет на них кататься. Снег, как выпал в октябре, так и сошел, иногда летели бутафорские хлопья или ядреная крупка, которая вскоре таяла. Но Гера сказал, что мы обязательно поставим Митьку на лыжи. А пока на прогулках развлекались пением. Получилось это после того, как мы впервые встретили Калерию, и я познакомила ее с Герой. Потом он спросил:

– А что это за имя такое – Калерия-Карелия?

И тут мы, не сговариваясь, запели:

Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Остроконечных елей ресницы…

Это нас ужасно рассмешило.

В другой раз шли по Ломовской улице. Я сказала:

– Ломовская улица по городу идет… – И опять, не сговариваясь, мы запели хором: – «…значит, ей туда дорога, значит ей туда дорога…»

А потом стали подставлять название следующих за Ломовской улиц.

С боем взяли город Брест, город весь прошли,
И последней улицы название прочли,
А название такое, право слово, боевое:
Кубанская улица по городу идет…

Кольская улица по городу идет, Калязинская, Енотаевская…

И вдруг мы заметили, что Митька с нами поет. Поет, это, конечно, сильно сказано, но никогда он не пытался хором петь ни с мамой, ни со мной. Мы с Герой стали вспоминать все детские песни, которые знали: «От улыбки стало всем светлей», «Чунга-Чанга», «Орлята учатся летать» и все, что только в голову приходило. С тех пор мы взяли за правило петь втроем. Иногда Митька был не в настроении, но часто нам подпевал.

Елена Ивановна очень хвалила меня за хоровое пение, приветствовала дружбу с собакой и лыжи.

В декабре Митьке исполнялось шесть лет. Я бы хотела устроить ему настоящий день рождения, а поскольку друзей-детей у него не было, решила позвать Басю с Герой, Сандру, маму с Викентием, ну и Калерию, она бы и без приглашения пришла. Надо же его «социализировать», как говорила Елена Ивановна. Беда только в том, что я и заикнуться об этом не могла, потому что у Фила день рождения в тот же день, его бы оторопь взяла от предложения провести вечер в таком обществе. Он хотел оставить Митьку на Калерию, а самим сходить в ресторан. «Митька все равно не понимает, что такое праздник», – сказал он.

В результате двадцать второго декабря, в день славного праздника Инти Райми, мы с Филом посидели в кафе, а в ближайшую субботу, которую Фил провел на Техноложке, состоялось собрание друзей и родственников.

Мама пришла пораньше и готовила салаты. Сандра принесла курицу-гриль, торт и шампанское. Конечно, деликатесы и сладости – не для Митьки. Они с Басей – а для Баси припас еду Гера – поели в кухне, потом удалились в комнату, а когда мы заглянули к ним, то увидели, что Митька, обняв Басю, спит на коврике возле кровати.

– Какая славная картина, – сказала Сандра. – Прямо с дореволюционной открытки.

Я понимала, что этот день рождения справили не для Митьки, а для меня.

Сандра мне потом сказала:

– Ты что, не замечаешь, что он в тебя влюблен?

– Кто?

– Ой, не придуривай, – махнула она рукой. – Конечно, замечаешь. И это тебе нравится.

– Он мне как подруга.

– А что же Фил? Он считает, что этот здоровенный мужик годится тебе в подруги?

– Фил – адекватный человек.

Что касается Геры, я, конечно же, все замечала, это льстило мне и вызывало беспокойство. Любовь грозила тем, что я потеряю друга и помощника, нам придется расстаться. Я хотела, чтобы Гера как можно дольше оставался рядом, с ним было все легко и просто, и мне не требовалось казаться лучше и умнее, чем есть, можно было просто быть самой собой. Я с ним отдыхала. И с ним не было одиночества.

Однажды Гера спросил:

– Тебя никто не называл Ветой?

– Двое. Бабушка, но она давно умерла, и детская подруга Танька.

– А можно…

– Можно, – сказала я. – Мне это будет приятно.

– И мне. Вета, Веточка, Ветка. Что-то весеннее.

Жизнь продолжается