Одинокое место

Две кошки, Лучик и Клёпа, появились у нас в 2012 году. Лучику дал имя двоюродный брат девочек. Лучик рыжий с белым, диковатый и пугливый, как-то раз он заблудился, мы шли вдоль дороги под дождем и звали «Лучик! Лучик!» Нашли его мяукающим в канаве, принесли домой. Его сестра Клёпа, которую на самом деле зовут Клеопатра, гораздо увереннее в себе. Она настоящая Клеопатра, но мы решили, что для котенка нужно имя попроще и помягче, так она стала Клёпой. Эта кошка черепаховой расцветки. А вот их черный брат-красавчик попал к моей сестре, и ему поменяли кличку с Арна на Кусю. Мы быстро подметили, что Клёпа у нас дома главная, она командует Лучиком. Нас они поделили между собой: Клёпа выбрала меня, Лучик – Матса, а к девочкам они отнеслись одинаково. У Клёпы ежевечерний ритуал – она лижет мою руку, мурлычет, привалившись ко мне. По вечерам она любит умывать мордочку, я много читала о поведении кошек, они лижут руки, когда хотят продемонстрировать свою преданность, но главное – обозначить свое превосходство, показать свое высшее место в иерархии. Да, она маленькая королева – они с Матсом ссорятся, он считает, что она слишком жестока со своим братом. Клёпа еще и чрезвычайно умна и ужасная хитрюга: забирается на стол, когда думает, что мы не видим, по утрам выпрашивает ломтики копченой индейки (когда мы еще едим мясные деликатесы), а Лучик ест только сухой корм, ему в голову не приходит клянчить еду на кухне или возле обеденного стола. Он довольствуется тем, что кладут в миску. Клёпа с веранды забирается на верхний балкон – в душе она охотник, как и ее мама Моррис, – ловит грызунов и оставляет их на коврике под дверью, а Лучик их съедает.

Клёпу не волнует, что я осталась без волос. Она спит рядом со мной, лижет мне руку. Кажется, я пытаюсь ее отстранить? Боюсь, что яд от химиотерапии может попасть к ней в организм?

Как мы это заметили? В том-то все и дело, что не заметили. Точнее, заметили, но поздно. Она стала спать в необычных местах. За книгами на полках. И замолчала. Кошка, которая всегда так много мяукала, перестала с нами разговаривать. Но есть и пить продолжала как обычно. А вскоре свернулась клубочком на задвинутом под стол кухонном стуле, там мы ее и нашли. От индейки она отказалась. Как и от другой еды.

Мы отвезли ее к ветеринару, а дальше все происходило быстро. Она оказалась истощена и обезвожена, ей нужно было срочно вводить питание и восполнять жидкость. По несколько раз в день мы пытались влить ей хоть что-то в рот шприцем, нашей гордой кошке-королеве, но получалось ли?

Разумеется, она была не застрахована. Почему мы не купили страховку? Ей четыре года, в июле должно исполниться пять. Мы ищем признаки улучшения – разве сегодня ей не лучше? Нет, только хуже. Снова едем к ветеринару.

Стоят теплые майские деньки. Мы оставили кошку на ночь в ветеринарной лечебнице, это стоит огромных денег, но у нас не получается ни напоить, ни накормить ее, нам должны помочь специалисты. Когда Матс позвонил, я была не дома, встречалась в городе с Катариной, мы обменивались впечатлениями о тяжелой болезни, гуляли по Юргордену. Мы обе еще чувствуем себя разбитыми, без сил. По моей спине струится пот, когда Матс рассказывает: ветеринар считает, что шансов нет, последний анализ мочи показал, что почки почти не работают. Сегодня пятница, они могут подержать ее на выходных, чтобы в понедельник мы могли ее усыпить… Нет! Клёпа не может умереть! Только не сейчас. Я спешу домой, но это не помогает, люди делятся на любителей животных и на тех, кто животных не любит. На тех, кто понимает всю тяжесть смерти домашнего питомца, и тех, кто считает, что это смешно и даже противно – так любить зверушку.

Наш кот Свен, которого мы взяли у соседей, потому что он не выдержал борьбы за территорию со своим братом Тайсоном, заболел, когда ему было одиннадцать лет, и нам пришлось его усыпить. Такое горе… У него во рту был нарыв. Помню, как Свен лежал у меня на коленях, а я кормила его креветками. Под конец он уже не мог жевать, и мне приходилось смотреть на его страдания. Ветеринары сказали, что он слишком слаб для наркоза и операции, а если гнойник и убрать, то нет никаких гарантий, что он не появится снова… Тогда тоже был теплый, ласковый май. Помню, как Свен караулил мышей возле норы, даже когда был уже совсем больной. Вокруг него летали бабочки-лимонницы, а мне пришлось принять решение закончить его жизнь. Как же мы все любили Свена, как он нянчился с детьми, когда те были маленькие! Такой преданный, веселый кот, он обожал кататься на тачке, когда Матс возвращался с работы, Свен запрыгивал в тачку, и Матс бегал по двору, а Свен стоял в тачке на задних лапах как капитан, потом выскакивал, карабкался на дуб, слезал и снова запрыгивал в тачку…