Одиссей Полихроніадесъ

„Ты пой, кукушечка, ты пой, какъ распвала прежде.“
— Я что спою? и что скажу? Какую рчь держать я буду?
Вотъ какаранца10 на горахъ, на самыхъ на верхушкахъ,
Собралъ все войско онъ свое и всхъ своихъ албанцевъ.
Ножи у нихъ дамасскіе и ружья вс готовы.
„Ребята, вы не бойтеся, ни капли не страшитесь!
„Желзо вложимъ въ грудь, какъ сталь пусть будутъ ноги:
„И айда грабить мы пустынное Франгадесъ!“
И Костарасъ11 сказалъ тогда, такъ Костарасъ имъ молвилъ:
„Идите вы себ, а мн нельзя въ Франгадесъ,
„Тамъ у меня двнадцать братьевъ есть…
„Клялись мы на Евангель…
„И крестникъ есть, еще дитя; его зовутъ Дмитраки.“
И собрались они, идутъ, поднялися вс разомъ;
Середь села привалъ, и въ колоколъ звонили;
Сзывали архонтовъ, всхъ архонтовъ сбирали.
„Поклонъ вамъ, архонты!“ „Здоровье вамъ, ребята.“
„Откуда, молодцы? И путь куда вашъ будетъ?“
„Начальникъ насъ прислалъ на подвигъ за свободу!“
Тутъ киръ-Георгія они, Бинбука12 тутъ схватили…
„На ваши на дома напасть прислалъ насъ едоръ Гривасъ!“

Да, истинно Промыслъ спасъ нашу старушку!

Другую хозяйку и сосдку нашу беременную убили грабители, раздраженные подозрніемъ, что она не хочетъ выдать имъ мужнины деньги! А она, несчастная жертва, и не знала, гд деньги: мужъ не открывалъ ей своей тайны!

И въ нашъ домъ входили; взяли нкоторыя покинутыя вещи и деньги искали въ амбар и въ конюшн; но деньги Евгенко ршилась съ собой увезти, и что бы сталось съ нею, если бъ она не ухала!..

Итакъ, родные мои жили заботливо и трудились, а я ходилъ въ школу. Мальчикъ я былъ тогда, скажу теб по совсти, тихій и благочинный; принималъ участіе въ играхъ охотно; но къ буйству и отважнымъ шалостямъ я не былъ расположенъ. На ученье я не былъ лнивъ, и память у меня была хорошая.

По желанію отца меня рано взяли пть въ церкви съ пвчими, и скоро я сдлался любимымъ анагностомъ13 священника нашего отца Евлампія. Читалъ Апостола я искусно и громко; сразу, какъ только первый разъ вышелъ, не сбивался ни въ какомъ порядк, не забывалъ земные поклоны класть, когда нужно при чтеніи; зналъ годамъ къ пятнадцати уже многое на память и особенно любилъ великимъ постомъ читать громко съ выраженіемъ и чувствомъ послднюю молитву повечерія, молитву ко Христу, Антіоха Пандекта… «И дай намъ, о Богъ нашъ, умъ добрый, цломудренныя мысли, трезвое сердце и легкій сонъ, свободный отъ всякой лживой фантазіи!..»

Отецъ мой зналъ изъ писемъ о томъ, какой я анагностъ хорошій вышелъ и какъ скоро. Онъ сердечно утшался этимъ и писалъ намъ съ Дуная: «А сына моего Одиссея благословляю и радуюсь тому, что онъ преуспваетъ въ церковной діаконіи и псалмопніи. Похвальное и честное дло; ибо и въ древней Византіи дти и юноши, сыновья сенаторовъ императорскихъ и иныхъ великихъ архонтовъ, считали за честь и удовольствіе быть чтецами въ Божіихъ храмахъ!»

Такъ одобрялъ меня отецъ, и я этому радовался и еще громче, еще старательне читалъ и плъ.

Мирно, говорю я, текла наша семейная жизнь въ горахъ, день тихо убгалъ за днемъ… праздники церковные и трудовыя будни; веселыя свадьбы изрдка, училище, молитва; упорный трудъ у стариковъ, у насъ игры; слезы новыхь разлукъ у сосдей; возвратъ мужчинъ на родину, радость старыхъ отцовъ и матерей; иногда печальный слухъ о чьей-нибудь кончин; ясные дни и ненастные; зной и дожди проливные; снга зимой грозные на неприступныхъ высотахъ и цвточки милые, алые, желтые, блые, разные, загорскіе родные цвточки мои, весной по зеленой травочк нашей и въ бабушкиномъ скромномъ саду.

Я росъ, мой другъ, и умъ мой и сердце мое незримо и неслышно зрли.

Ясне видлъ я все; пробуждались во мн иныя чувства, боле живыя.

Я начиналъ уже думать о будущемъ своемъ. Я спрашивалъ уже себя, отъ времени до времени, какая ждетъ меня судьба на этомъ свт?

И что на томъ?.. Что тамъ, за страшною, за безвозвратною ладьей неумолимаго Харона?

Я начиналъ все внимательне и внимательне слушать бесды и споры опытныхъ и пожилыхъ людей.

И здсь, въ городахъ Эпира, какъ и на Дуна, великая тнь державной Россіи незримо осняла меня. Прости мн! Ты хочешь правды, и вотъ я пишу теб правду.