Одиссей Полихроніадесъ

— И вотъ, эффенди мой, вступили русскія войска. Внутри города и до сей поры цлы безполезныя нын и старыя стны крпости; и теперь этотъ центръ зовется «Кастро», и живутъ въ немъ христіане и евреи. Улицы тамъ узки и дома высоки. По этимъ улицамъ, по двое въ рядъ, стояла кавалерія до самой митрополіи. Уланы на рыжихъ коняхъ. Архистратигъ императорскій, графъ Дибичъ-Забалканскій, хотя и былъ протестантъ (какъ съ сокрушеніемъ сердца и съ удивленіемъ не малымъ узнали мы вс поздне), однако присутствовалъ самъ, во множеств царскихъ крестовъ и всякихъ отличій, на торжественномъ богослуженіи въ митрополіи нашей и соизволилъ исполнить вс приличія и обряды, свойственные православію: цловалъ онъ руку деспота нашего и прикладывался ко святымъ иконамъ. И это ему сдлало у насъ въ народ великую честь. Дивились люди наши только его безобразію и неважному виду. Митрополитъ нашъ былъ вн себя отъ восторга, и когда мы къ нему наканун пришли и сказалъ ему одинъ изъ архонтовъ: «Добрый день, святой отче!» — «Что ты! — воскликнулъ епископъ. — Что ты? Такъ ли ты знаменуешь великую зарю нашей свободы!.. Христосъ воскресе! скажи… Христосъ воскресе!» и со слезами поднялъ онъ руки къ небу, повторяя: «Христосъ воскресе!» И мы вс ему вторили: «Воистину, воистину воскресе, отче святый, хорошо ты сказалъ! Воистину Господь нашъ воскресе! И православію нын праздникъ изъ праздниковъ и торжество изъ торжествъ!»

Долго стояли у насъ русскіе. Христіане вс ободрились. Женщины стали выходить смле на улицу; люди наши начали ходить туда, куда и въ помыслахъ прежде хаживать не осмливались. Около предмстья Ени-Маретъ не смли, бывало, проходить христіане; турки ихъ крпко бивали за это. Почему? И самъ я не знаю. Стали при Дибич и туда дерзать. Иные грозили местью туркамъ. Глядть глазами иначе начали, руками стали больше махать. Я и самъ сталъ, по молодости моей тогдашней, ощущать иныя чувства въ сердц моемъ и проходилъ мимо турецкихъ домовъ, по моему неразумію дтскому, съ такою дерзновенною гордостью, какъ будто бы я самъ перешелъ Балканскія горы и завоевалъ всю ракію у султана. А посл, когда ушли благодтели наши, пересталъ и я тотчасъ же руками махать и сложилъ ихъ почтительно подъ сердцемъ, и полы опять сталъ смиренно запахивать, и очи опустилъ поприличне долу… Да, недолго продолжался нашъ первый пиръ. Началъ Дибичъ съ того, что успокоилъ всячески испуганныхъ турокъ, приставилъ стражу къ мечетямъ, дабы никто изъ насъ или изъ русскихъ не смлъ тревожить турокъ въ богослуженіи и въ святын ихъ; повеллъ всмъ намъ объявить, что всякое посягательство на мусульманъ, и месть наша всякая, и обида имъ будетъ наказана строго. И, постивъ митрополита, онъ въ присутствіи старшинъ такъ объявилъ ему: «Государь императоръ мой не иметъ намренія ни удержать за собой эти страны, ни освобождать ихъ изъ-подъ власти султана. Цль наша была лишь дать понятіе туркамъ о могуществ нашемъ, принудить ихъ исполнять строже общанное и облегчить вашу участь. Не враждуйте теперь съ турками, не озлобляйте ихъ противъ себя, вамъ съ ними опять жить придется; старайтесь, чтобъ у нихъ добрая память осталась за время моего присутствія о вашей умренности. Мы уйдемъ — это неизбжно, но будьте покойны! Отнын участь ваша будетъ облегчена». Такъ говорилъ архистратигъ россійскій, и митрополитъ, и старшины слушали его въ ужас и грусти за будущее. Однако, Дибичъ правду сказалъ: «отнын участь ваша будетъ облегчена». Да, Несториди, съ тхъ поръ каждый турокъ ракійскій понялъ, что есть на свт великая православная сила, и наше иго съ тхъ поръ стало все легче и легче.

Такіе разсказы старика Стилова я слушалъ съ восторгомъ. И зимой по длиннымъ вечерамъ еще охотне, чмъ лтомъ въ тни родимаго платана.

Въ дом у насъ есть зимняя комната съ большимъ очагомъ. Это моя любимая комната, и я недавно веллъ обновить ее по-старому, такъ, какъ она была прежде. Она не очень велика; по обимъ сторонамъ очага стоятъ низкія, широкія, очень широкія дв софы во всю длину стны и покрыты он тою яркою пурпуровою шерстяною и прочною тканью, которую ткутъ въ Болгаріи и Эпир для дивановъ нарочно. Стны этой комнаты простыя блыя и чистыя, пречистыя, какъ всегда въ нашемъ дом он бываютъ; а противъ очага дулапы15 въ стн, и ршеточки, и полки по стн узенькія во всю комнату кругомъ, и окна, и двери, все окрашено зелеными полосами и трехугольниками, и еще такого цвта, какого бываютъ весенніе маленькіе цвтки, въ тни благоухающіе, по-турецки «зюмбюль».