Одиссей Полихроніадесъ

Вотъ въ этой комнат была у насъ какъ будто бы сама Россія! Лампада въ углу теплилась предъ золотыми и прекрасными русскими иконами; была одна изъ этихъ иконъ Божія Матерь Иверская, дивный, божественный ликъ! Новой живописи московской, но по древнимъ образцамъ; ликъ, исполненный особой кротости и необычайно красивый; за золотымъ внцомъ ея былъ укрпленъ другой внецъ изъ яркихъ розъ самой восхитительной работы, какая-то особая пушистая зелень, какъ бархатъ нжная, и на цвтахъ сіяли капли искусственной росы. Теперь внокъ этотъ снятъ отъ ветхости, но мн было непріятно знать, что Божія Матерь наша безъ него, и я послалъ недавно отсюда новый внокъ такой же на Ея святое чело.

На блыхъ стнахъ этой комнаты висли картины. Портретъ государя Николая I и его нын столь славно царствующаго сына. Оба, ты знаешь, что за молодцы на видъ и что за красавцы!

На картинкахъ другихъ ты видишь коронацію Александра II въ Москв, его шествіе съ царицей въ митрополію Кремля съ державой и скипетромъ, видишь побду при Башъ-Кадыкъ-Лар и взятіе турецкаго лагеря еще при княз Паскевич-Эриванскомъ. Турки одты тогда были иначе: въ высокихъ и узкихъ шапкахъ убгаетъ ихъ кавалерія стремглавъ, напирая другъ на друга сквозь тснину, а русскіе съ обнаженными саблями мчатся на нихъ. Посреди картины молодой казакъ хватаетъ за грудь рукой самого пашу, у котораго на красивомъ мужественномъ лиц изображена прекрасно смсь испуга и ршимости. Онъ думаетъ еще защищаться, старый янычаръ не хочетъ отдаться легко; онъ спшитъ выхватить пистолетъ изъ-за пояса. Но… ты уже понимаешь, что это тщетно! Онъ плнникъ, и его отвезутъ на смиренное поклоненіе Царю въ Петербургъ.

Не была забыта у насъ и Эллада! О, не думай ты этого. Въ нашемъ дом увнчаны были цвтами любви нашей об дщери эти великой православной матери нашей, церкви восточной, и старая дщерь, полная сверной мощи, и юная наша Греція, которая любуется на себя въ голубыя волны южныхъ морей и цвтетъ, разнообразно красуясь на тысяч зеленыхъ острововъ, надъ мирными и веселыми заливами, на крутизнахъ суровыхъ и безплодныхъ вершинъ.

Въ нашемъ дом, въ сердцахъ нашихъ, не раздляясь враждебно, цвли тогда любовью нашей эти прекрасныя об втви.

Побды блестящаго князя Паскевича не затмевали подвиговъ нашего великаго и простого моряка Канариса, и царь Николай взиралъ, казалось мн, съ сожалніемъ и благосклонностью, какъ на другой стн умиралъ у насъ Марко Боцарисъ въ арнаутской одежд, склонясь на руки своей врной дружины.

Вотъ въ этой родительской и старой комнат, въ ней самой и отецъ мой лежалъ больной когда-то и полюбилъ впервые мою мать. Зимой, темнымъ вечеромъ, когда втеръ шумлъ въ долин, или падалъ снгъ въ горахъ, или лился скучный дождь, мы зажигали привтный и широкій очагъ нашъ, и отцовскіе друзья приходили одни или съ женами и вели у очага долгую бесду. Мать моя и старая Евгенко пряли и вязали чулки и молча слушали мужчинъ.

Слушалъ и я старика Стилова съ восторгомъ, и раннюю жизнь сердца, мой добрый аинскій другъ, поврь мн, не замнитъ ничто, и никакой сил лживаго разума не вырвать съ корнемъ того, что посяно было рано на нжную душу отрока.

VI.

Я увряю тебя, что и Эллада не могла быть забыта у насъ.

Забыть Элладу! Возможно ли было забыть ее, когда на насъ такъ грозно и умно глядлъ изъ-подъ густыхъ бровей нашъ патріотъ Несториди?

Какъ я боялся сначала и какъ посл любилъ и почиталъ этого человка!

И онъ съ каждымъ годомъ, съ каждымъ шагомъ моимъ на пути первыхъ познаній становился все благосклонне и благосклонне ко мн, отдавая справедливость моимъ способностямъ и прилежанію.

Поздне еще, когда въ Янин у меня открылся небольшой поэтическій даръ, Несториди первый ободрилъ меня и не разъ тогда проводилъ онъ со мною цлые часы въ дружеской бесд, прочитывалъ мн отрывки изъ древнихъ поэтовъ и объяснялъ мн все неисчерпаемое богатство нашего царственнаго языка, который пережилъ такое дивное разнообразіе событій, подчинялся столькимъ чуждымъ вліяніямъ и возносился всякій разъ надъ всми этими вліяніями, овладвая вполн духомъ вка и присвоивая его себ.

Несториди былъ нашъ загорецъ изъ небогатой семьи; отецъ его, почти столтній старецъ, и теперь еще живетъ, бродя кой-какъ съ палочкой и грясь на солнц въ дальнемъ селеніи Врадетто, которое стоитъ на неприступныхъ каменныхъ высотахъ, у береговъ горнаго, холоднаго и безрыбнаго озера.

Несториди въ дтств пасъ овецъ и часто спалъ, завернувшись въ бурку, подъ открытымъ небомъ. Потомъ отецъ взялъ его домой и обучилъ немного грамот. Прозжалъ тогда черезъ Врадетто одинъ богачъ загорецъ изъ Молдо-Валахіи. Остановился отдохнуть и вышелъ подъ вечеръ прогуляться съ друзьями. На небольшой полянк онъ увидлъ толпу играющихъ дтей. Играли они въ игру, которая зовется у насъ клуцо-скуфица16.

Дти становятся въ кругъ; одинъ снимаетъ съ себя бумажный или валеный колпачокъ или феску, и вс на лету должны успть ударить ее ногой такъ, чтобъ она дальше и дальше летла.