Одиссей Полихроніадесъ

Богатый загорецъ слъ на траву и любовался. Онъ лтъ двадцать уже не былъ на родин и не могъ вдоволь насытиться радостью, глядя на веселье и крики загорскихъ дтей.

Сынъ старика Нестора превосходилъ всхъ другихъ мальчиковъ красотой, энергіей и ловкостью. Смуглый, курчавый, румяный и стройный, въ бдной куцо-влашской одежд, въ синихъ шальварчикахъ, въ бломъ валеномъ колпачк, этотъ мальчикъ прыгалъ какъ олень молодой, глаза его сіяли; онъ ни разу не промахнулся, и быстрыя движенія его были такъ сильны, что иные товарищи его падали на землю, когда онъ и нечаянно отталкивалъ ихъ.

— Какой паликаръ и что за бравый мошенникъ! — говорилъ про него купецъ.

Священникъ сказалъ, что онъ къ наук способенъ.

Потомъ, когда прозжій спросилъ у дтей, кому изъ нихъ дать въ подарокъ деньги для всхъ и кто изъ нихъ раздлитъ эти деньги честне, дти вс въ одинъ голосъ избрали маленькаго Несториди.

Тогда купецъ сказалъ: «Онъ и паликаръ, онъ и мошенникъ, онъ же и честный! Человкомъ будетъ!» И предложилъ отцу отвезти его въ янинское училище и устроить его тамъ на общественный счетъ.

Отецъ съ радостью согласился, и Несториди ухалъ съ своимъ благодтелемъ сперва въ Янину, а потомъ въ Аины.

Тотчасъ по прізд нашемъ съ Дуная я подружился съ маленькими дочерьми учителя и очень любилъ бывать въ ихъ скромномъ и чистомъ жилищ. Оно и недалеко было отъ нашего дома.

Жена его, кира-Марія, была еще молодая, кроткая, смирная, блокурая, «голубая», какъ говорятъ иногда у насъ, но не слишкомъ красивая. Онъ очень ее любилъ, но принималъ съ ней почти всегда суровый видъ. Она знала, что онъ ее любитъ, и была покорна и почтительна. Въ семейномъ быту онъ былъ древній человкъ и не любилъ свободы. «Я деспотъ дома! Въ семь я хочу быть гордымъ аристократомъ!» восклицалъ онъ нердко и самъ.

Жена стояла передъ нимъ до тхъ поръ, пока онъ не говорилъ ей: «Сядь, Марія!» Она ему служила, подавала сама гостямъ варенье и кофе; сама готовила кушанье, сама успвала домъ и дворикъ подмести.

И дочерей своихъ, и насъ, учениковъ, Несториди за шалости и лнь билъ крпко иногда и замчалъ при этомъ, что «палка изъ рая вышла. Но надо бить безъ гнва и обдуманно, ибо въ гнв побои могутъ быть и несправедливы и ужасны».

Жена, впрочемъ, своими просьбами нердко умла смягчать его. У нея было много сладкихъ и ласкательныхъ словъ.

— Учитель ты мой любезный! — говорила она ему, складывая предъ нимъ руки. — Очи ты мои, золотой мой учитель, кузумъ-даскала! барашекъ ты мой! Отпусти ты это дитя домой не бивши. Я, твоя жена, прошу тебя объ этомъ. Жалко мн, прежалко видть эти дтскія слезы.

И онъ уступалъ ей.

Самъ Несториди одвался хотя и бдно, но по-европейски и носилъ шляпу, а не феску, потому что былъ греческій подданный, а не турецкій. Но жен не позволялъ мнять стариннаго платья, и она покрывалась всегда платочкомъ и носила сверхъ платья толстую нашу загорскую абу безъ рукавовъ.

Кира-Марія, бдная, не родила ему ни одного сына. Несториди жаловался на это и былъ правъ, потому что въ Эпир безъ хорошаго приданаго очень трудно выдавать дочерей.

Мать моя однажды спросила у него:

— Здорова ли супруга ваша кира-Марія?

Несториди съ досадой отвтилъ:

— Что ей длается! Собирается новую двчонку родить!

— А можетъ быть и сына? — сказала мать.

— Куда ей сына родить!

Былъ тутъ и докторъ Стиловъ, старикъ, онъ ласково сказалъ Несториди:

— Это все оттого, что вы, господинъ Несториди, очень страстный эросъ къ молодой супруг питаете. Сила чувства на вашей сторон, оттого женскій полъ и родится. Это и наукой замчено нашей.

Несториди покраснлъ и сказалъ сердито:

— Если это истинною наукой открыто, — иной разговоръ, а если вашею наукой загорскихъ врачей, которыхъ университетъ тутъ недалеко въ пещер воздвигнутъ, такъ ужъ позволь мн не врить этому открытію17.

Добрый старичокъ Стиловъ замтилъ ему на это недурно, что и пещера не вредитъ.

— Въ пещер любитъ пребывать сова, птица Аины, богини премудрой. Вотъ что, друже ты мой!

А мать моя тогда сказала учителю:

— За что вы, учитель, сердитесь? Разв стыдно эросъ имть къ законной супруг? Она же у васъ хоть и ростомъ маленькая, но весьма пріятная кирія и всякому человку понравиться можетъ.

— Великая пріятность! — возразилъ Несториди. — Нашли что хвалить! «Что стоитъ рачокъ морской и много ли въ немъ навару?» Забыли вы эту пословицу греческую? Вотъ что такое жена моя.

Стыдился Несториди такихъ разговоровъ искренно, но досадовалъ онъ больше притворно, ибо жену свою онъ точно, что отъ всего сердца любилъ. Нжностей только не вмщала душа его никакихъ, такъ онъ и самъ выражался.

Да! Въ семь онъ былъ патріархальный властелинъ и «мжъ, какъ надо быть мужу: будь нравствененъ, супругъ; будь самъ цломудренъ и къ жен справедливъ, но строгъ; жена сосудъ слабый». Но для государства онъ былъ демагогъ вн всякой мры и часто объяснялъ свои чувства такъ: «Не постигаетъ мой умъ и никогда не постигнетъ, почему кто-либо другой будетъ выше меня по правамъ. Умъ и сила воли — вотъ моя аристократія, вотъ мой царь, вотъ властъ и права! Другихъ я не знаю!»