Одиссей Полихроніадесъ

— Выпьемъ вмст, мой бей, еще рюмку раки, — говоритъ онъ имъ теперь. — Подайте намъ съ беемъ еще раки. Слушай, мой бей, ты не говори впередъ, что ты «турокъ», турокъ слово грубое и обидное даже. Не говори просто: «я мусульманинъ», ты говори: «я юнанъ18, я эллинъ, но не христіанинъ эллинъ, а чтитель правоврнаго Ислама». Вотъ ты что. Гд въ васъ осталась старая турецкая кровь? Со времени того, какъ вы къ намъ пришли, вы переродились; гаремы ваши были сначала полны гречанками, грузинками, черкешенками прекрасными. Таковы ли были ваши грубые предки, каковы вы теперь? У васъ теперь благородныя европейскія лица, у васъ теперь тонкій умъ и политическая мудрость. Это въ васъ течетъ кровь вашихъ матерей. Грузинки, черкешенки, ты скажешь, не гречанки. Но разв ты не знаешь, мой бей-эффенди, что Кавказъ былъ наполненъ колоніями грековъ и римлянъ? Разв ты не знаешь, что западные черкесы европейской породы, не знаешь, что въ древности нашъ грекъ Язонъ съ паликарами здилъ въ Колхиду, то-есть, именно въ эту Грузію, за золотымъ руномъ. Выпьемъ еще за султана и за твое здоровье, бей-эффенди, мой милый. Да, ты сынъ Ислама, я поклонникъ Христа, это все равно… Государству нтъ дла до вры; пустъ мы оба будемъ юнаны по роду и племени. Вамъ безъ нашихъ торговыхъ способностей и намъ безъ вашей, нын столь умренной, но твердой власти, не устоять намъ отдльно противъ общихъ враговъ.

Турки хвалятъ его и смются радостно, слушая его новыя для нихъ рчи.

Врятъ ли они ему или нтъ?

По мр того, какъ я подрасталъ, я началъ меньше бояться Несториди и больше сталъ любить и уважать его.

Я видлъ, что и онъ любитъ меня больше всхъ другихъ учениковъ своихъ. Нельзя сказать, чтобъ онъ хвалилъ меня въ глаза или какъ бы то ни было ласкалъ меня. Нтъ, не для ласковости былъ рожденъ этотъ человкъ; онъ смотрлъ и на меня почти всегда, какъ зврь, но я уже привыкъ къ его пріемамъ и зналъ, что онъ любитъ меня за мою понятливость.

Иногда, глядя на мою стыдливость и удивляясь моему тихому нраву, онъ говорилъ моей матери при мн, съ презрніемъ оглядывая меня съ головы до ногъ:

— А ты что? Все еще спишь, несчастный?.. Проснись, любезный другъ! Мужчина долженъ быть ужасенъ! Или ты въ монахи собрался? Или ты двушка ни въ чемъ неповинная?

А когда мать моя спрашивала его:

— Довольны ли вы, господинъ Несториди, нашимъ бднымъ Одиссеемъ? Хорошо ли идетъ дитя?

Несториди опятъ съ презрніемъ:

— Учится, несчастный, бъется, старается… Умъ иметъ, фантазіи даже не лишенъ, но… что жъ толку изъ всего этого… Учитель какой-то, больше ничего! Въ учителя годится…

— Все вы шутите, — скажетъ мать, — вдь вы же сами учитель… Разв худо быть учителемъ?

— Честенъ ужъ очень и отъ этого глупъ, — съ сожалніемъ говорилъ Несториди. — Ты понимаешь ли, несчастный Одиссей, что мужчина долженъ быть деспотомъ, извергомъ ужаснымъ… Надо быть больше мошенникомъ, Одиссей, больше паликаромъ бьпъ! А ты что? двица, двочка… И выйдетъ изъ тебя учитель честный, въ род меня… больше ничего. Разв не жалко?

— Когда бы мн Богъ помогъ, даскалъ мой, — отвчалъ я ему тогда, — вполовину быть тмъ, что вы есть, я бы счелъ себя счастливымъ!

— Браво, дитя мое! — восклицала мать. — Дай Богъ теб жить. Умно отвчаешь!

— Лесть! — возражалъ съ презрніемъ Несториди. — Ты хочешь мн этимъ доказать, что умешь и ты быть мошенникомъ?.. И то хорошо.

Но я видлъ, что онъ былъ утшенъ и радъ. Подъ видомъ презрнія и шутокъ Несториди долго скрывалъ свою мысль — дйствительно приготовить меня на свое мсто учителемъ въ наше село Франгадесъ. Онъ надялся скоро получить мсто при янинской гимназіи. Его Хронографія Эпира, Сборникъ эпирскихъ пословицъ и статьи о Валашскомъ племени въ Эпир и Македоніи, гд онъ доказывалъ, что это многочисленное, энергическое и даровитое племя полукочующихъ пастырей должно войти неизбжно въ теченіе эллинскихъ водъ, — вс эти труды его обратили на себя вниманіе ученыхъ людей въ Аинахъ и Константинопол, и оставаться ему вчно сельскимъ учителемъ въ Загорахъ было невозможно.

Ожидая своего отъзда изъ родного села, которое онъ всею душой любилъ, Несториди мечталъ передать школу въ добрыя руки. Видлъ мой тихій и серьезный характеръ и думалъ, что и въ 17—18 лтъ уже буду годенъ въ наставники, что въ помощь мн можно будетъ взять другого учителя и, наконецъ, что священникъ нашъ Евлампій будетъ имть сверхъ того присмотръ за школой.

Онъ часто говорилъ, что меня надо отправить въ янинскую гимназію года на три. А потомъ, съ Божьею помощью, возвратить меня въ Загоры и дать мн дло, сообразное съ моими наклонностями.

— Во всякомъ случа, — утверждалъ Несториди, — не слдовало бы Одиссея слишкомъ рано въ торговыя дла вмшивать. Торговля, конечно, душа и кровь народной жизни въ наше время; но съ одною торговлей не могутъ преуспвать и двигаться впередъ національныя силы. Торговля и одна торговля неблагопріятна для развитія высшихъ умственныхъ способностей.

Онъ продолжалъ попрежнему шутить надо мной: