Несториди былъ очень ученъ для простого сельскаго учителя; зналъ превосходно древній эллинскій языкъ, недурно итальянскій, понималъ немного и французскій, но говорить на немъ не могъ.
Онъ издалъ не такъ давно въ Аинахъ довольно большой трудъ,
Отецъ Евлампій зналъ, что онъ для него это говоритъ нарочно, и отвчаетъ бывало съ упрекомъ: «Неразумное я дитя теб, что ты дразнить меня будешь?» Или съ досадой: «Ядъ ты опять источаешь свой?» Либо еще: «Нмцамъ дла лучшаго нтъ, какъ твои разбойничьи псни сбирать, а русскимъ не до нихъ. У нихъ дло есть, какъ свое царство хранить, какъ Богу молиться, какъ мудрымъ правителямъ своимъ подчиняться!»
— Такъ, такъ, святый отче! — возражалъ учитель. — Я давно ожидаю, когда это вы, попы и монахи, совсмъ насъ, грековъ, погубите.
Несториди умлъ очень искусно пробуждать въ ученикахъ своихъ патріотическія чувства и пользовался всякимъ случаемъ, чтобы напомнить намъ, что мы эллины!
Когда ученикъ его смотрлъ на карту и отыскивалъ скромные предлы ныншней Эллады, онъ любилъ спрашивать: «Да! А не помнишъ ли ты, до какихъ предловъ простиралась македонская власть, просвщенная эллинами, а потомъ Византія, просвщенная чистою врой Христа?»
Рука ребенка уходила далеко до горъ Кавказа, къ истокамъ Нила, къ дикимъ дакійскимъ берегамъ.
Глаза другихъ дтей слдили за рукой товарища, и пріучалась постепенно вослдъ за взорами летать и мечтать.
Когда мы предъ нимъ перечисляли народы, которые населяютъ Турецкую имперію, онъ не забывалъ и тогда напомнитъ намъ,
Онъ спрашивалъ у насъ: «какой изъ всхъ народовъ Турціи способне и къ воинскимъ подвигамъ и къ наук?» Мы спшили отвчать: «Христіане». И Несториди соглашался… «Да! Христіане… то-есть, ты хочешь сказать этимъ — греки. Греки, скажи, способне всхъ».
Иначе сталъ говорить онъ намъ, когда мы выросли большіе.
Я помню, поздне, когда мы оба съ нимъ, — я ученикомъ, а Несториди наставникомъ, — жили вмст въ Янин, онъ обращался съ такою рчью: