Одиссей Полихроніадесъ

Свъ на жеребца своего, приложилъ руку къ феск и ускакалъ! И долго глядлъ я, какъ разввались красныя кисти на зломъ жеребц его и за спиной его голубые рукава, и не могъ я вовсе съ мста отойти, пока не потерялъ его изъ вида. Какъ бы незримая сила приковала меня тамъ, гд я издали на него любовался.

Когда отецъ мой это разсказывалъ, хотя бы и въ двадцатый разъ, трудно было не плакать.

Мать моя всегда плакала и, обращая глаза къ небу, прикладывала руки къ груди своей и прерывала разсказъ восклицаніемъ: «Боже! Пусть онъ живетъ долго и счастливо, человкъ этотъ, пусть спасетъ онъ свою душу, и хотя турокъ онъ, но пусть угодитъ Теб, Боже нашъ, хотя такъ, какъ угодилъ самарянинъ добрый!»

IV.

Тотчасъ по заключеніи мира отецъ мой отправилъ насъ съ матерью на родину, въ Эпиръ, а самъ похалъ въ Аины и досталъ себ тамъ безъ труда эллинскій паспортъ и такимъ образомъ право на защиту греческаго посольства и греческихъ консуловъ во всей Турціи.

Къ этому его побуждалъ не только тотъ страхъ, который пришлось испытать ему отъ тогдашняго турецкаго беззаконія и самоуправной грубости, но и другое тяжелое дло, которое причинило и ему, и мн поздне много непріятностей и хлопотъ.

Не только по поводу доноса на отца, но еще и по поводу этой тяжбы мн пришлось сказать теб, мой другъ, что худые христіане нердко по природ своей зле и лукаве турокъ.

Отъ отца же моего покойнаго я слышалъ одну небольшую и очень хорошую молдаванскую сказку или басню, не знаю, какъ ее лучше назвать.

«Пошелъ одинъ человкъ, поселянинъ небогатый, дрова въ лсъ рубить и увидлъ, что большое дерево упало на землю и придавило большую змю. Змя была жива и стала просить человка, чтобъ онъ освободилъ ее. Человкъ подставилъ подъ дерево подпорки и освободилъ змю. Она тотчасъ же обвилась вокругъ него и сказала ему: «Я тебя съмъ!» «За что?» — спросилъ человкъ. «Вс вы люди очень злы и зле васъ звря нтъ на свт; за это я тебя съмъ». Тогда человкъ ей сказалъ: «Ты такъ говоришь, а другіе что скажутъ, пойдемъ судиться; до трехъ разъ кого встртимъ, того и спросимъ». Змя согласилась, и они пошли. Сначала увидали они, что люди пашутъ. И люди эти когда увидали человка и около шеи и тла его такую большую змю, вмсто того, чтобы помочь ему, испугались и убжали. Спросила змя у одной коровы, которая была въ плугъ впряжена: «Състь мн этого человка?» «шь! — сказала корова. — Люди вс злы, и зле ихъ зврей нту. Я моему хозяину много телятъ, молока и масла дала; а онъ меня, корову, теперь въ плугъ съ волами запрягъ». Пошли они дальше, увидали на сухомъ пол худую старую лошадь. Спросила у нея змя: «Скажи мн, лошадь, състь мн этого человка?» И лошадь сказала: «шь! люди вс злы, и зле ихъ нтъ зврей на свт. Я служила хозяину двадцать лтъ, а теперь стара стала; онъ меня и бросилъ на этомъ сухомъ пол, гд меня, можетъ быть, и волки съдятъ». Пошли они дальше. Встртили лисицу. Ей далъ знать человкъ знаками, что онъ ей трехъ куръ дастъ, если она въ его пользу разсудитъ. Лисица тогда сказала зм: «Чтобы разсудить, права ли ты, надо видть, какъ онъ тебя спасъ и трудно ли ему это было. Отведи меня туда, гд тебя придавило большое дерево». Когда они вс пришли въ лсъ и увидли, что дерево лежитъ еще на подпоркахъ, лисица сказала зм: «ползай опять для примра подъ дерево, чтобъ я могла видть, какъ ты лежала, и разсудить васъ». Змя подлзла, а лисица сказала человку: «Вынь подпорку!» И змю опять придавило деревомъ, и она издохла. Тогда человкъ повелъ лисицу къ своему селу и сказалъ ей: «Подожди здсь въ пол, я вынесу теб живыхъ куръ въ мшк». А самъ подумалъ: «У нея мхъ очень красивъ, годится жен на шубку. Пойду, вмсто куръ положу въ мшокъ злую и быструю собаку, и она поймаетъ мн лису». Пошелъ въ село и вынесъ собаку въ мшк. Лисица сидитъ далеко на камн, хвостомъ играетъ и не подходитъ. «Что это у тебя, другъ мой, мшокъ очень великъ?» «Изъ благодарности шесть куръ несу вмсто трехъ», — сказалъ человкъ и выпустилъ на нее собаку; но лисица была далеко и спаслась, громко воскликнувъ: «Хорошо сказали и змя, и корова, и лошадь, что вы люди злы и зле васъ нтъ звря на свт!»

Отецъ мой говорилъ объ этой басн такъ:

— Я давно ее зналъ и хотлъ забыть ее, посл того, какъ турокъ Мыстикъ-ага спасъ мн жизнь; но въ то же почти время одинъ грекъ нашъ и одинъ болгаринъ научили меня ее вчно помнить.

Отецъ мой торговалъ на Дуна разными товарами и длалъ всякіе обороты, но въ то время онъ особенно занимался рыбною торговлей, скупалъ икру у русскихъ липованъ и другихъ рыбаковъ и продавалъ ее очень выгодно.