Одиссея капитана Блада

И тут как раз носовые пушки "Арабеллы" дали залп по "Милагросе". На
этот раз ядра превратили ее бушприт в обломки, и, теряя управление, она
уклонилась влево. Дон Мигель грубо выругался. Едва лишь корабль испанского
адмирала резким поворотом руля был возвращен на свой прежний курс, в бой
вновь вступили передние пушки "Милагросы". Но прицел был взят слишком
высоко: одно из ядер пролетело сквозь ванты "Арабеллы", оцарапав ее
гротмачту, а второе ядро упало в воду. Когда дым от выстрелов рассеялся,
выяснилось, что английский корабль, идя тем же курсом, который, по мнению
лорда Джулиана, должен был привести его в западню, находился уже почти между
двумя испанскими кораблями.
Лорд Джулиан замер, Арабелла Бишоп ухватилась за поручни и задышала
часто-часто. Перед ней промелькнули злая физиономия дона Мигеля и
ухмыляющиеся лица канониров, стоявших у пушек. Наконец "Арабелла" полностью
оказалась между испанскими кораблями. Дон Мигель прокричал чтото трубачу,
который, забравшись на ют, стоял подле адмирала. Трубач поднес к губам
серебряный горн, чтобы дать сигнал стрелять из бортовых пушек. Но едва он
успел поднести к губам трубу, как адмирал схватил его за руку. Только сейчас
он сообразил, что слишком долго медлил и что капитан Блад воспользовался
этой медлительностью. Попытка стрелять в "Арабеллу" привела бы к тому, что
"Милагроса" и "Гидальго" обстреливали бы друг друга. Дон Мигель приказал
рулевым резко повернуть корабль влево, чтобы занять более удобную позицию.
Но и это приказание запоздало. "Арабелла", проходя между испанскими

кораблями, как будто взорвалась: из всех ее тридцати шести бортовых пушек

одновременно раздался залп в упор по корпусам "Милагросы" и "Гидальго".
Корабль дона Мигеля вздрогнул от носа до кормы и от киля до верхушки
грот-мачты. Оглушенная и потерявшая равновесие Арабелла Бишоп упала бы, если
бы не его светлость, оказавший пассивную, но реальную помощь. Лорд Джулиан
успел вцепиться в поручни, а девушка ухватилась за его плечи и благодаря
этому держалась на ногах. Палуба покрылась клубами едкого дыма, от которого
все на испанском корабле начали задыхаться и кашлять.
На палубу доносились со шкафута крики отчаяния, крепкая испанская
ругань и стоны раненых. Покачиваясь на волнах, "Милагроса" медленно
двигалась вперед; в ее борту зияли огромные дыры, фокмачта была разбита, а в
натянутой над палубой сетке чернели обломки рей. Нос корабля был изуродован:
одно из ядер разорвалось внутри огромной носовой каюты, превратив ее в щепы.
Дон Мигель лихорадочно выкрикивал какие-то распоряжения, тревожно
вглядываясь в густую пелену порохового дыма, медленно ползущего к корме. Он
пытался определить, что происходит с "Гидальго".
В рассеивающейся дымке показались неясные очертания корабля. По мере
его приближения контуры красного корпуса стали вырисовываться отчетливее.
Это был корабль капитана Блада. Его мачты были обнажены. Только на бушприте
смутно белел парус.
Дон Мигель был уверен, что "Арабелла" будет следовать своим прежним
курсом, но вместо этого она под прикрытием пушечного дыма сделала поворот
оверштаг и двинулась обратно, быстро сближаясь с "Милагросой". И прежде чем

взбешенный дон Мигель мог что-либо сообразить, послышался треск ломающегося

дерева и лязг абордажных крючьев, будто железные щупальца вцепились в борта
и в палубу "Милагросы".
Пелена дыма наконец разорвалась, и адмирал увидел, что "Гидальго",
накренившись на левый борт, быстро идет ко дну. До полного его погружения в
морскую пучину оставались считанные секунды. Команда в отчаянии пыталась
спустить на воду шлюпки.
Потрясенный этим зрелищем, дон Мигель не успел перевести быстрый взгляд
с "Гидальго" на "Милагросу", как на ее палубу с ревом ринулись вооруженные
пираты капитана Блада. Никогда еще уверенность столь быстро не сменялась
отчаянием, никогда еще охотник не превращался так быстро в беспомощную дичь.
А испанцы оказались именно в таком положении. Мгновенно проведенный абордаж,
последовавший за мощным бортовым залпом "Арабеллы", захватил их врасплох.
Немногие из офицеров дона Мигеля мужественно пытались дать отпор атакующим.
Но испанцы, никогда не отличавшиеся завидной храбростью в рукопашном бою,
сейчас растерялись еще более, так как знали, с каким страшным противником им
нужно было драться. Под натиском корсаров испанские моряки отступали со
шкафута на корму и на нос корабля, а пока этот молниеносный бой

свирепствовал на верхней палубе, группа корсаров прорвалась через главный

люк на нижнюю палубу и захватила канониров, стоявших около своих пушек.
Большая часть пиратов под командованием одноглазого, обнаженного до
пояса верзилы Волверстона устремилась на ют, где, окаменев от отчаяния и
бешенства, стоял дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании. Чуть
повыше его, на полуюте, находились лорд Джулиан и Арабелла Бишоп. Уэйд был в
ужасе от этой жестокой схватки, кипевшей на ограниченной площадке палубы.
Арабелла старалась держаться спокойно и невозмутимо, но, не выдержав
кровавого кошмара, с ужасом отпрянула от перил и на несколько мгновений
потеряла сознание.
Недолгий, но ожесточенный бой кончился. Какойто корсар своей абордажной
саблей перерубил фал, и флаг Испании соскользнул с верхушки мачты. Пираты
сейчас же овладели всем кораблем, и обезоруженные испанцы, как стадо
баранов, толпились на верхней палубе.
Арабелла Бишоп быстро пришла в себя и, широко открыв глаза, едва
удержалась, чтобы не броситься вперед. Но усилием воли она остановилась, и
лицо ее покрылось мертвенной бледностью.
Осторожно пробираясь среди трупов и обломков, по палубе шел легкой и
непринужденной походкой высокий человек с загорелым лицом. На голове его

сверкал испанский шлем, а кираса из вороненой стали была богато украшена

золотыми арабесками. На концах перевязи из пурпурного шелка, надетой поверх
кирасы наподобие шарфа, свисали пистолеты с рукоятками, оправленными в
серебро. Спокойно и уверенно поднявшись по широкому трапу на ют, он
остановился перед испанским адмиралом и отвесил ему церемонный поклон. До
Арабеллы и лорда Уэйда, стоявших на полуюте, донесся звонкий, отчетливый
голос человека, говорившего на прекрасном испанском языке. И его слова лишь
усилили восхищение, с которым лорд Джулиан давно уже наблюдал за этим
человеком.