Хокинс думает: ничего вы знаете, на испуг берете, никто не видел, как мы спрятались! И сидит тихо, как мышь под веником.
Те не отстают: отпирайте, хуже будет! Знаем, что это вы дружка нашего, герцога, порешили!
Не иначе как тоже ясновидящими были.
Причем все трое оказались люди не простые. Один мало что придворный, так еще личный советник короля Георга. Второй его секретарь. Третий тоже аристократ из придворных и депутат парламента в придачу.
Но Хокинсу на звания плохишей плевать, он шлет их в игнор и делает вид, что уехал по делам до пятницы.
Так они что придумали: за мушкеты схватились — и давай по «Бенбоу» палить. У них очень удачно с собой мушкеты случились, у всех троих. Наверное, на охоту ехали. На медвежью. Или в реальности Френсис Михайловны придворным по статусу положено с мушкетами ездить. Чтобы хоть чем-то от трактирщиков со шпагами отличаться.
Короче, открыли беглый огонь. Дым, грохот. Двери в дырках, ставни в дырках, стекла вдребезги. Интерьерам внутри тоже прилично досталось. Но Хокинс парень упорный, стоит на своем: нет меня дома, и точка. У него тоже оружие было: пистолеты, пара ружей. Но пальнуть в ответ и не подумал. «Мой дом — моя крепость»? Не, не слышали! Этак ведь попасть и убить можно, это для Очень Хороших Людей непозволительно. А что на острове кого-то подстрелил, так то несчастный случай. Палец на спусковом крючке дернулся от боли и неожиданности.
Плохиши сообразили, что зря жгут порох, и решили применить последний аргумент. Взорвать трактир.
У них очень удачно с собой бомба случилась. Или мина. Короче, здоровенный ящик со взрывчаткой. Наверное, на рыбалку ехали. Рыбку поглушить на море. Или просто так с собой возили, на всякий случай. Вдруг на запертую дверь натолкнутся, и на стук никто не отзовется, — бомбу под дверь, ба-бах!!! — получай, фашист, гранату от советника и депутата. Ну, и от секретаря тоже.
И ведь подложили, антихристы, бомбу под стену трактира, и фитиль подожгли!
Королю Георгу можно лишь посочувствовать… Понабрал советников по объявлениям, а те вон какой беспредел творили.
Итак, фитиль горит, обратный отсчет идет. Хокинс все это видит, совсем рядом прячется, но не выходит, стоит на своем: нет меня дома, и всё тут. Трактир, чай, застрахован, а сколько у них с собой бомб может быть? Ну, три… Ну, даже четыре… Отсидимся.
Тут копыта загрохотали: кавалерия из-за холма спешит. Сквайр Трелони подскакал с отрядом конных слуг, все при оружии. Хокинс облегченно выдохнул и начал разбирать баррикаду. Высунулся, первым делом фитиль погасил. А то мало ли… Объявит страховая компания, что нет в договоре ни слова о королевских советниках, бомбы подкладывающих, — не страховой, дескать, случай. И доказывай, что не верблюд.
Но если Хокинс думал, что неприятности позади, то он жестоко ошибся. Все лишь начиналось.
Советник сквайру и его людям говорит: вы, уважаемые, острым железом тут не размахивайте и голос не повышайте. Я здесь при исполнении. У меня полномочия от короля есть: выездные заседания суда в любом месте королевства проводить. И быть на том суде адвокатом, прокурором, судьей и всеми двенадцатью присяжными. Выносить приговоры право имею и тут же приводить в исполнение. Тащите-ка из трактира стол и скамейки, объявляю выездное заседание. Вон, кстати, и дерево удачное растет, сучья крепкие. Так что прихватите и веревку из трактира, чтоб два раза не ходить.
Сквайр, этак печально: сочувствую, дружище Хокинс, но закон есть закон. Похоже, не твой день сегодня.
И вынесли слуги Трелони стол и скамейки. И началось судилище. И повис бы Хокинс, как миленький, у порога родного «Бенбоу».
Но тут Ливси прискакал. До хрипоты с советником спорил, на свой статус мирового судьи напирал, законы цитировал. И отмазал-таки Хокинса. Не совсем, под подписку о невыезде до нормального суда, до магистратского.
А после тет-а-тетный совет дал: беги, Джим, беги. Плюнь слюной на подписку и делай ноги быстро и далеко. Труп с проломленной головой никуда не делся, и других кандидатов в убийцы нет: ты и виноват, раз прятался. Все равно вздернут, пусть не на каком-то левом дереве в антисанитарных условиях, а на официальной и сертифицированной виселице, со священником и последним желанием, — но тебе с того легче?
Хокинс доводом внял. И ударился в бега с Таинственным Мальчиком и Таинственной Дамой, так и не открывшей ему свои Загадочные Тайны. Под покровом ночи сбежали, разумеется. Так оно таинственнее.
Всё. Довольно. Хотя излагать забавным русским слогом фееричнейшую нетленку Френсис Михайловны не надоест никогда, но ограничимся первыми главами.
И вот что интересно: сюжет архизабавный, но читается роман с огромным трудом. Неимоверно коряво написан. Или неимоверно коряво переведен. Постоянно приходится тормозить чтение и задумываться: а что здесь до нас, читателей, пытались донести?
Одна цитата, самая прекрасная:
«На некотором расстоянии, справа от себя, я заметил силуэт одинокого строения. Я молча попросил моих спутников подождать на месте, пока я объеду строение по довольно широкому кругу».