Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Однако нации опасность вымирания в любом случае не грозила. «Старые холостяки» — представители исключительно благородного сословия. Мужчины «низших классов» вполне исправно женились в молодом возрасте, плодились и размножались.

Первым читателям «Острова Сокровищ», современникам автора, не надо было растолковывать, что скрывается за эвфемизмом «старый холостяк»: так называли гомосексуалистов, все это знали, но вслух не произносили.

Все дело в особенностях британской системы образования, в частных школах-пансионах, или интернатах, где ученики — мальчики из благородного сословия — и обучались, и проживали вдали от родных домов. И где между ними, учащимися, пышным цветом расцветали гомосексуальные отношения.

Первая частная школа-интернат (не финансируемая ни церковью, ни государством) появилась в Англии аж в далеком 1382 году, но первая ласточка весны не делает. Со временем ласточек становилось все больше, а окончательный переход от домашнего образования юных джентри к обучению в интернатах произошел в 17-м веке.

Когда образование получал юный Джон Трелони, система уже полностью сложилась и гомосексуализм расцвел в ней махровым цветом, был повальным и всеобъемлющим. Практически никого из поступающих учеников не миновала чаша сия. Ну а после выпуска случалось всякое. Одни выпускники, занимавшиеся общепринятой практикой без особого к тому желания, жили потом гетеросексуальной жизнью и старались побыстрее позабыть происходившее с ними в годы учебы. Другие продолжали начатое и со временем пополняли прослойку «старых холостяков». Какой дорожкой двинулся Джон Трелони, в общем, понятно.

Надо отметить, что обучали в интернатах хорошо, объем знаний ученикам давали более чем приличный. Интернаты были отличной кузницей кадров для растущей Британской империи. Но и кузницей гомосексуалистов тоже.

Честно говоря, приводить подтверждающие примеры совершенно не хочется. Кто так уж интересуется темой, может без труда нагуглить воспоминания Роберта Грейвза и узнать много интересного о том, что происходило за стенами частной школы Чартерхаус. Воспоминания К.С.Льюиса добавят пикантных подробностей о сексуальной жизни учащихся в Вивернском колледже, а мемуары Робина… да ну к черту, гуглите сами.

А мы вернемся к исходному тезису: взрослые читатели-современники (из образованных слоев, но пролетариат книги читал мало) без долгих объяснений понимали, что именно написал Стивенсон о сквайре Трелони. Все всё знали, но молчали. Даже когда школы-интернаты угодили в центр общественного внимания (прокатилась бурная дискуссия о допустимости там телесных наказаний), о процветавшем в частных школах гомосексуализме не было сказано ни слова.

Лишь в двадцатом веке сместились границы допустимого, у представителей старшего поколения развязались языки, а мемуары «про это», десятилетиями лежавшие в семейных архивах, увидели свет.

* * *

Вот что интересно: мог ли сквайр Трелони отправиться в многомесячный вояж без бой-френда?

Сомнительно. С чего бы богатому джентльмену, не привыкшему себе ни в чем отказывать, добровольно лишаться привычных утех? Не мальчик, чай, чтобы рукоблудием по углам заниматься. Опять же, лишь женщина на корабле к беде…

Отметим, что в рейсе сквайр и доктор Ливси делили на двоих одну каюту. А в письме Трелони причисляет доктора к своим, к «старым холостякам». Бинго? Все сходится?

Нет. Ничего тут не сходится.

Дурак и болтун Трелони мог написать в письме что угодно. Тот факт, что Ливси не был женат, не дает оснований причислять его к гомосексуалистам. Учитывая его полную опасностей жизнь мятежника и заговорщика, не стоит удивляться, что доктор не стал спешить вступать в брак и заводить детей.

К тому же вспомним, что Ливси был родом из Шотландии. Там отношение к мужеложству бытовало иное, более патриархальное, а система английских школ-интернатов не получила к 18 веку большого распространения. Юные шотландцы благородного происхождения были куда менее образованы, чем их английские сверстники. Но ориентации в большинстве своем придерживались более традиционной.

Более того, в романе есть прозрачный намек на то, что Ливси имел любовницу, даже сожительницу, в бытность свою сельским доктором.

Вспомним, как таможенники и Хокинс прибыли к дому Ливси в вечер налета контрабандистов на «Бенбоу». Дверь открыла служанка, двумя фразами объяснила, где найти доктора (в усадьбе сквайра) — и навсегда исчезла со страниц романа.