Одной дождливой ночью

– Лучше стать психом, чем дать себя убить, – пробормотала Дениз.

– Может быть.

Кара помогла им удержать комод, когда к двери приложились снова. Потом отбежала к кровати, стянула одеяло и бросила на пол перед окном.

Там же осколки, – вспомнила Дениз. – А так мы не порежемся. Умница.

Кара бросила световой меч на одеяло. Шагнула к пробитому окну, открыла его, широко отворила створку. Та ударилась о стену, и из рамы на пол выпало еще несколько крупных стеклянных зубьев.

Дениз поднялась на ноги. Навалилась спиной на комод. Правая нога не успела прийти в норму до конца, мышцы все еще скручивал спазм.

Оставалось лишь надеяться, что она сможет хоть как-нибудь доковылять до окна.

Дверь отскочила, и комод хлопнулся о ее спину. Дениз изо всех сил впилась пятками в ковер. На этот раз дверь, водворившись обратно, не закрылась. Бадди и Лу вкладывали максимум сил. Ей было слышно их кряхтение пополам с сопением.

Комод начал медленно отъезжать, собирая ковер под собой в гармошку.

Подняв голову, Дениз увидела чьи-то черные пальцы, юркнувшие в зазор и вцепившиеся в край двери. Длины ее руки вместе с дубинкой хватило, чтобы нанести достаточно сильный – и, главное, точный – удар.

За дверью вскрикнули. Пальцы мигом исчезли, дверь захлопнулась.

– Пошли! – позвал ее шепотом Том.

Дениз подбежала к окну. Кара уже возилась с противомоскитной сеткой.

19

Трев шагал по дому Чайди, с Сэнди и Рондой – за спиной. Проходя по коридору, он заглядывал в темные комнаты и, наконец, очутился у закрытой двери. Прижав к ней ухо, он услышал слабые звуки, напоминавшие приглушенное бормотание.

Оглянувшись через плечо, он кивнул.

– Открывай, – прошептала Сэнди.

Левой рукой Трев повернул ручку двери и толкнул ее внутрь. Щупальце черно-фиолетового дыма – какое-то слишком плотное, ирреальное, – выползло в образовавшийся проем. Следом хлынул запах. Трев поначалу даже не понял, что произошло, – и вот он уже с дикими глазами прижимает ладонь к носу, стараясь подавить приступы дурноты.

Воняло преотвратно.

И страшнее всего было то, что ему уже знаком был этот запах. Ему уже доводилось обонять нечто подобное. Прошлой ночью, на стадионе. Горелые волосы. Горелое мясо. Но к этой вони примешивалось что-то еще. Что-то совсем уж невообразимое.

Что может так пахнуть? Что старик там затеял?

Треву все еще было слышно тихое, гипнотическое бормотание. Источник его находился где-то в стороне. Где-то в углу. Только вот клубящийся, ползучий дым мешал все как следует рассмотреть. Комната не была абсолютно темной – неровное, трепетное свечение по меньшей мере дюжины свечей наполняло ее психоделическим мерцанием, – но дым лез в лицо, едкий, злой, лижущий глаза терпким языком. Трев попытался сориентироваться по слуху. Да, что-то в углу комнаты было. Что-то там копошилось, двигалось. Тени, отбрасываемые этим чем-то, были слишком большими, чтобы можно было списать их на игру свечных отблесков.

Он тихо пошел на звук. Замер, когда что-то коснулось его руки, обернулся. Увидел Сэнди за спиной – белки глаз красные от задымленности, слезы вырисовывают бледные ручейки на черных щеках. Ладонь прижата ко рту, ноздри раздуваются.

Трев сморгнул пару раз, напряг зрение. Понемногу очертания существа в углу комнаты прорисовывались четче. Дым слегка проредился; быть может, из-за того, что какая-то его часть уплыла за дверь. Оранжевые язычки свеч давали достаточно света, чтобы все разглядеть и все понять.

Седой чернокожий старец не обратил никакого внимания на хриплое дыхание Трева. Он в трансе, похоже, – подумал Трев, пытаясь заставить легкие и глотку работать нормально. Закашлялась Сэнди. Колдун и на этот звук никак не среагировал.

Трев вспомнил о Ронде – интересно, где она сейчас? Осталась в коридоре? Вот везет же кому-то. Не увидит всего этого.

Старец Чайди в красной рясе сидел в углу в странной позе. Черное лицо – как будто вырезано из дерева; в омертвевших чертах живы и двигаются лишь губы – раз за разом повторяя неразличимые на слух слова, то отрывистые, то протяжные. Толстая свеча, оплывшая жиром, была укреплена у самых его пят на какой-то темной бесформенной груде. Над свечой – быть может, это Треву только казалось – тьма, вместо того чтобы быть развеянной, была как бы плотнее, гуще и живее, и чем больше он смотрел на это странное темное облако, застывшее над коптящим язычком огня, тем сильнее ему казалось, что он видит там, внутри, за темнотой, маленькие вспышки, будто от далеких молний. Зрелище зачаровывало, и он с трудом отвел глаза. Чтобы увидеть все остальное.