Одной дождливой ночью

Свеча высилась на просевшем животе обгоревшего трупа – светлые струйки размякшего воска затекали на бока, светло-желтые на угольно-черном. Руки мертвеца, посмертно искривленные жаром, были заведены за голову, в ладони со скрюченными пальцами было вложено по камню. Сильнее всего обгорело лицо – черный череп, весь в хлопьях пепла, пустые глазницы обращены к потолку, под щелью носа – провал распахнутого рта, окаймленный закоптившимися зубами.

Тело его внука, – осознал Тревор. – Тело Максвелла Чайди. Одному Богу известно, как он его выкрал, как добыл. Может, ему и не требовалось делать это самому. Может, он внушил кому-нибудь из полицейского управления принести его сюда. Для чего? Для ритуала, разумеется. Для вот этого завершающего ритуала.

Зачерпывая черную тягучую жидкость из широкой глиняной чаши по правую руку от него, старый колдун окроплял бренные останки того, кого, вероятно, когда-то любил. Любил так сильно, что обратил изуродованное тело в часть плана отмщения, в слагаемое жестокой мести. Капли, срывавшиеся с темных скрюченных пальцев, летели по воздуху невыносимо медленно, будто нехотя, лениво. Когда они проходили сквозь облако тьмы над толстой свечой, оно отвечало странными, похожими на электрические, вспышками. Будто отблески далекой грозы, за которой непременно последует проливной дождь.

Капли падали на тело Максвелла, и от тех мест, где эта странная темная влага касалась сгоревшей кожи, поднимались в воздух сизые струйки дыма.

Трев вдруг понял, что мыслит сейчас предельно ясно. Что он мог сделать, стоя здесь? Сказать этому человеку – хватит, довольно, погибло уже достаточно людей? Он, скорее всего, и не поймет. Или, даже поняв, сделает вид, что не понял. Человеческое горе слепо, как и людская злоба. Конечно, существовали и другие, совсем уж фантастические варианты – вроде мгновенного превращения Трева взглядом в лягушку или в паука, – но сейчас, глядя на старца, он не верил, что такое произойдет. В какой-то мере он был даже не слишком удивлен, почти разочарован увиденным.

Да, они с Сэнди, стоя здесь, вымоченные в черном дожде, могли сделать лишь одно. И даже это одно не могло гарантировать успеха. В конце концов, они не знают, как работает вуду, совсем ничего об этом не знают. Быть может, после смерти того, кто творит его, ничто не заканчивается, и дождь не перестанет идти над Биксби никогда. Наверное, это могло бы показаться заслуженным старому Чайди – но оправданным уж точно не было. Слишком много случайных смертей.

Где же тут справедливость, сказала бы Треву совесть полицейского. Но, бросая нож в гулявший по комнате дым, забирая револьвер у застывшей Сэнди, Трев не ощущал никаких – совсем никаких – угрызений.

Быть может, виной тому был опять-таки черный дождь.

Подойдя вплотную к скрюченному старцу, Трев приставил дуло револьвера к его седому виску. Из транса тот так и не вышел. Мог просто не успеть.

Спуская курок, Трев вдруг понял, что не знает, провернула ли Сэнди барабан, как он ей сказал. Оказалось – провернула. Выстрел прозвучал одиноко и глухо. Оружие дернулось в его руке.

Падая, старый Чайди сбил толстую свечу с живота мертвеца. Облако густой, посверкивающей тьмы вдруг мигом сжалось в одну-единственную крохотную точку, и та исчезла, смешавшись с дымом. Брызги крови легли на стену. Во мраке они казались брызгами чернил.

Тело колдуна теперь покоилось поперек тела его внука.

Максвелл лежал с широко раскрытым ртом – обугленный череп будто заходился немым криком протеста против настигшей старца судьбы.

20

Лу растирал плечо.

– Давай, щегол, – пробормотал Бадди.

– Больно.

– Пошли!

Вместе они врезались в дверь. В этот раз она не отскочила. Что-то по ту ее сторону грохнулось на пол. Бадди втиснулся между косяком и краем двери. Лу последовал за ним.

Бадди метнул копье. Только вот в намеченную движущуюся цель, канувшую в проем окна, не попал. Острие воткнулось в раму.

Лу оглядел темную комнату. Ни намека на движение. Что, все улизнули?

Он нагнал Бадди. Они очутились у окна одновременно. Под ногами, под наброшенным на пол одеялом, хрустели клинья стекла. Лу покачивал вилкой для барбекю, прокручивая раз за разом в голове одну нехитрую сценку: зубья протыкают задницу Дениз. Неплохо было бы проткнуть ей кое-что еще.

За окном показалась малявка. Замахнулась. Что-то пролетело над подоконником.

– М-ммать! – вскрикнул Бадди и отшатнулся.

И тут его ноги заскользили по полу.

Он грохнулся прямо перед Лу, и тот, отскочив, наступил на что-то. Земля до ужаса быстро ушла из-под пят. Отчаянно полосуя вилкой воздух, Лу упал Бадди на спину. Ладонь шлепнулась об пол – сразу наткнувшись на что-то маленькое и твердое.

С трудом удержав находку в пальцах, Лу поднес ее к глазам. Игрушка. Стеклянный шарик.