Офицеры и джентльмены

Из девяти недель, прошедших после отплытия отряда коммандос «X» с острова Магг, только пять были проведены в открытом море. В войне на истощение, которая неустанно ведется против человеческого духа, смена настроения и разочарование выступают в роли тяжелого оружия. Несмотря на поспешность погрузки и различного рода злоключения, с ней связанные, коммандос отправлялись в плавание в восторженном настроении. Но к полудню второго дня на судне поползли слухи, что рандеву с военными кораблями отменяется. Слухи оказались правдивыми. На закате второго дня они вошли в порт Скапа-Флоу. И стали на якорь рядом с транспортами, на которых находились их сотоварищи из других отрядов коммандос. Солдаты шептались о потопленных судах, диверсиях и взаимно исключающих приказах. Германский рейдер бесчинствовал у западных берегов. В Скапа-Флоу прибыл бригадир Ритчи-Хук, и в течение целого месяца группа его имени непрерывно ночь за ночью «штурмовала» близлежащие холмы. Бригадир привез с собой начальника штаба – тоже алебардщика, – который и познакомил Гая с абсолютно бесполезными служебными обязанностями офицера разведки. Гай добросовестно отмечал ночные блуждания коммандос на своей карте и на следующий день фиксировал их подвиги в журнале боевых действий. Во время этих учений бригадир проводил очень мало времени в своем «оперативном штабе». Гай и начальник штаба в одиночестве дрожали на побережье, в то время как Ритчи-Хук шастал по болотам с рюкзаком, набитым светошумовыми гранатами.

Гай с печалью в сердце наблюдал за тем, как его старый герой постепенно превращается в глазах коммандос в какую-то нелепую фигуру. В их среде довольно быстро рождались обидные клички. Кто-то как-то обозвал бригадира Ритчи-Хука Вдовицей Твонки[67], и нелепая кличка к нему прилипла.

Триммера и его отделения в отряде коммандос «X» не было. Видимо, эти парни просочились в незаметную трещину в полу армейского здания.

«Группа Хука» находилась в постоянной двенадцатичасовой готовности к убытию в заморские территории. Все отпуска были отменены. Любая связь с берегом в личных целях запрещалась. Рождество и Новый год прошли в унынии. Офицеры «группы Хука» сторонились легкоранимых офицеров из военно-морского резерва – молодых и сильно бородатых людей. Бар, который мог бы стать местом проявления взаимного сочувствия, превратился в яблоко раздора, поскольку отпуск спиртных на флоте зависел от ранга, а в армии подобное изуверство не практиковалось. Под палубами спиртное не продавалось, но тем не менее ходили упорные слухи об офицерских оргиях. Корабль было нельзя назвать счастливым. Наконец они отправились в свое объездное путешествие. Бригадир и начальник штаба вернулись в Лондон, чтобы продолжить свои совещания. С группой они должны были воссоединиться где-то на Ближнем Востоке, добравшись туда по воздуху. Триммер и его команда прибыли в Хой двумя днями позже.

– Меня интересует, не были ли мы слишком грубы с моряками? – сказал Гай.

– Они слишком ничтожные люди, – без всякой враждебности ответил Клэр. – Особенно эти бородатые младенцы.

– Надо сказать, что отношения не улучшились, после того как Берти стал величать капитана не иначе как Болваном на крыше.

– И кличка прилипла. Не улучшило отношение и заявление Эдди о том, что он не ожидал встретить билетного контролера в вагоне-ресторане. Это заявление Эдди сделал после того, как корабельный кассир занял его место в помещении канцелярии.

– Эдди в тот вечер был пьян.

– Однако отношения полковника Томми и Болвана на крыше вовсе не говорили о том, что мы должны были страдать.

– Когда поступали жалобы, полковник Томми всегда был на нашей стороне.

– Естественно. Ведь мы же его парни. Кроме того, эти ничтожества жаловались слишком часто.

– Сержантский состав вел себя отвратительно.

– Тебе известно, что все когда-либо завершившиеся успехом мятежи возглавляли унтер-офицеры?

– Я не удивлюсь, если старшина Людович окажется коммунистом.

– Со старшиной все в полном порядке, – инстинктивно встав на защиту своего подчиненного, ответил Клэр.

– У него ужасные глаза.

– Просто бесцветные.

– Почему он весь день таскается в ночных шлепанцах?

– Жалуется на ноги.

– И ты ему веришь?

– Естественно.

– Весьма таинственная личность.

– Он когда-нибудь был десантником?

– Да.

– Как бы то ни было, но он больше всего смахивает на жуликоватого слугу.

– Возможно, он и слугой побывал. Парень без дела болтался в казармах Кингсбридж, и никто не знал, что с ним делать. Он возник в самом начале войны как резервист, объявив себя при этом капралом конной гвардии. Его имя действительно значилось в списках, но, похоже, о нем никто ничего не знал, поэтому они повесили его на меня, как только началось формирование отряда.

– Именно он стоял за жалобой о том, что обходы капитана нарушают святость совместной унтер-офицерской трапезы.

– Они действительно нарушали. Интересно, – сказал, деликатно пытаясь сменить тему, Клэр, – какие отношения с моряками сложились у других коммандос?