– Очень, очень мило, – заявила греческая дама. – Почему все ваши важные люди настолько поэтичны? Они не социалисты, надеюсь?
– Шшш… – остановила ее хозяйка.
– «…поскольку смерть уносит всех, но их унесть она не может».
– Хорошо сказано, – заметила миссис Ститч.
– А я могу прочитать это по-гречески, – сказал член кабинета.
– Быть греком сейчас, – произнесла сидящая рядом с Гаем дама, – означает жить в постоянной скорби. Моя страна мертва. Ее убили. Я пришла сюда только потому, что обожаю нашу хозяйку. Я теперь не люблю бывать на разного рода приемах. Мое сердце находится в моей стране вместе с моим народом. Там мой сын. Там два моих брата. И племянник. Мой супруг слишком стар. Он даже отказался от игры в карты. Я отказалась от сигарет. Это, конечно, не много, но это все, что мы могли сделать. Это… как вы говорите, эмблематично?
– Символично.
– Это всего лишь символические жесты, и они не помогут моей стране. Но они немного помогают нам здесь. – Она приложила украшенную бриллиантами руку к тому месту, где находится сердце.
Главнокомандующий молчал. Его сердце тоже осталось на перевалах Фессалии.
Паша заговорил о скачках. Две его лошади должны были выступить на следующей неделе в Каире.
Через некоторое время все вышли из-за стола. Главнокомандующий, пройдя через всю веранду, подошел к Гаю.
– Второй батальон алебардщиков? – спросил он.
– Никак нет, сэр. В данный момент «Группа Хука».
– Ах да. Скверная вещь случилась с вашим бригадиром. Боюсь, что вы, парни, остались не у дел. Проблема с флотом. Впрочем, она существовала во все времена. Здесь все очень мило, но мне надо ехать в Каир. Куда вы направляетесь?
– В Сиди-Бишр.
– Это по пути. Хотите, я вас подброшу?
Адъютанта посадили по соседству с водителем, а Гай уселся на заднее сиденье рядом с главнокомандующим. До ворот в лагерь они доехали очень быстро. Когда Гай намерился вылезти из машины, генерал сказал:
– Я довезу вас до места.
Дежурство в тот день несли каталонские беженцы. Со злобным видом и густо заросшими щетиной рожами они окружили автомобиль военачальника. Первым делом разбойники сунули дула автоматов в открытые окна машины. Убедившись, что в подозрительном транспортном средстве находятся их временные союзники, они неорганизованно отступили, открыли ворота и подняли в салюте сжатые кулаки.
Начальник штаба покуривал, развалившись в шезлонге в тени клапана своей палатки. Увидев флаг на подъехавшей машине, он вскочил, взглянул в зеркало, привел в порядок мундир, надел пробковый шлем, вооружился стеком и припустился по мелкому песку плаца, на котором Гай утром гонял своих подчиненных. Когда он добежал до места, большая машина уже отъехала, а навстречу ему с путеводителем в руках шагал Гай.
– О, это вы Краучбек. Наконец соизволили вернуться? На какой-то момент мне показалось, что это машина командующего.
– Да. Так оно и есть.
– Что она здесь делала?
– Подвозила меня.
– Водитель не имеет права поднимать флаг главнокомандующего, если шефа нет в машине. Вы должны были это знать.
– Он находился в машине.
– Надеюсь, вы не пытаетесь издеваться надо мной, Краучбек?
– Никак нет, сэр. Никогда бы не осмелился на это. Главнокомандующий попросил меня извиниться за него перед полковником. Он с удовольствием задержался бы, но у него срочные дела в Каире.
– Кто сегодня несет охрану?
– Испанцы, сэр.
– Боже! Надеюсь, они вели себя достойно?
– Никак нет, сэр.
– О Боже!
Хаунд не знал, как поступить, в его душе шла борьба между гордостью и любопытством. Любопытство восторжествовало.
– Что он говорил?
– Читал стихи.
– Больше ничего?
– Мы обсуждали проблемы судоходства, – ответил Гай. – Они его очень мучают. – Начальник штаба повернулся, чтобы удалиться. – Да, кстати, – добавил Гай, – мне показалось, что утром я обнаружил вражеского агента.
– Весьма любопытно, – бросил через плечо начальник штаба.
Страстная суббота в Матчете. Мистер Краучбек закончил Великий пост, в ходе которого обычно отказывался от вина и табака. За несколько прошедших недель он получил от своего виноторговца две посылки. На железной дороге они подверглись разграблению, но несколько бутылок уцелели. За вторым завтраком мистер Краучбек выпил пинту бургундского. Поставщик прислал бургундское, а вовсе не то, что заказывал мистер Краучбек. Но он с благодарностью принял и этот дар. Покончив с едой, мистер Краучбек набил трубку. После того как он лишился гостиной, курить приходилось внизу. День казался достаточно теплым, так что покурить можно было и на воздухе. Расположившись в беседке над пляжем, он раскурил свою первую пасхальную трубку и предался размышлениям о жизни.
2