Офицеры и джентльмены

– До десяти утра в штабе никто работать не начинает. Телефонограммы начнут поступить через несколько минут. А вы тем временем подготовьте приказ всем частям быть в состоянии полной готовности. Надеюсь, вам известно, что мы отсюда убываем?

– Опять в зону канала для реорганизации?

– Да нет же, Боже мой. Куда подевался ваш штабной капитан? Необходимо подготовить схему погрузки. Вчера на суаре у мадам Кирпатрик я встретил командира группы эсминцев, и он сказал, что они готовы принять нас на борт. Гай, добудь карты Крита, чтобы раздать их всем, вплоть до командиров отделений.

– Карты готовы, полковник! – доложил майор Хаунд.

– Отличная работа.

В четверть одиннадцатого телефоны штаба главнокомандующего в Каире завели свою обычную, сотканную из противоречий литанию. Майор Хаунд выслушивал директивы, записывал их и с азартом биржевого маклера передавал дальше по команде.

– Так точно, сэр. Слушаюсь, сэр. Вас понял. Все проинформированы, – говорил он штабу. – Шевелитесь! Шевелитесь! – приказывал он частям.

Но старшину Людовича это показное рвение не смогло ввести в заблуждение.

«Майор Хаунд, как ни странно, похоже, не горит особым желанием вступать в смертельный бой», – записал он в своем дневнике.

* * *

Для майора Хаунда это была первая оперативная погрузка, а для Гая – третья. Он равнодушно следил за постоянно вспыхивающим спором между майором Хаундом, его помощником по тылу и отвечающим за погрузку капитаном из Главного штаба. Деловые дискуссии, становясь все горячее и громче, превратились в банальную перебранку. Гай смотрел на унылых, нагруженных до предела солдат, медленно бредущих друг за другом по узким сходням, на матросов, ловко лавирующих между горами армейского барахла. Наблюдая за всем этим борделем, он беседовал с флотским артиллеристом-зенитчиком.

– Никакого воздушного прикрытия, – говорил зенитчик. – Королевские ВВС с Крита свалили. Если мы не успеем уложиться за ночь, шансов прорваться у нас не будет. Думаю, что вашим парням придется высаживаться проворнее. Не так, как они ползут на борт.

Для транспортировки «Группы Хука» были выделены крейсер-минзаг и два эсминца. Все суда несли на себе шрамы поспешной эвакуации из Греции. Самым потрепанным был эсминец, предназначенный для штаба бригады.

– Ему следует по меньшей мере месяц простоять в сухих доках, – сказал артиллерист. – Нам повезет, если мы вообще доковыляем. Даже без атак со стороны противника.

Отошли они в сумерках. На борту штабного миноносца разместились три роты из отряда коммандос. Солдаты устроились как могли на жилой палубе и в матросской столовой, а офицеры оккупировали кают-компанию. Томми Блэкхаус получил приглашение подняться на ходовой мостик. Постепенно на судне воцарились мир и покой.

– Краучбек, – сказал майор Хаунд, – а вы не замечали, что старшина Людович ведет дневник?

– Нет.

– В боевой зоне вести личные дневники запрещается. Старшина явно нарушает предписание.

– Предписания мне известны.

– Вам стоит его предупредить. Я уверен, что он записывает что-то, не имеющее никакого отношения к его служебным обязанностям.

В восемь вечера стюард-мальтиец, накрывая стол для ужина, поместил в центре столешницы розу. Капитан остался на мостике, и первый помощник принес извинения как за своего командира, так и за некоторое неудобство для гостей.

– Мы не готовы к гостеприимству подобного масштаба, – сказал он. – Боюсь, что всего для всех не хватит.

Солдаты извлекли свои кружки, котелки, ножи и вилки. Денщики помогали стюарду. Ужин оказался прекрасным.

– До рассвета для беспокойства нет никаких оснований, – весело объявил первый помощник и вышел из кают-компании.

Капитан уступил свою каюту Томми, майору Хаунду и заместителю командира группы. Все чемоданы, саквояжи и полевые постели остались в лагере. Армейские офицеры устроились на креслах, скамьях и полу кают-компании. Вскоре все уже спали.

Проснувшись на рассвете, Гай вышел на палубу глотнуть свежего воздуха. Ночь оказалась безветренной, и утро было прекрасным. Спокойное море, и ни единого судна в поле видимости. Эсминец неторопливо двигался по, как казалось Гаю, светящейся поверхности. Увидев знакомого зенитчика, он спросил:

– Это то место, где могут начаться неприятности?

– Только не здесь, – ответил артиллерист и, заметив изумление Гая, спросил: – Вы не обратили внимания на то, что с солнцем происходит нечто странное?

Гай посмотрел налево в сторону дневного светила, уже поднявшегося довольно высоко над горизонтом. Не заметив ничего необычного, он ответил:

– Нет.

– Скажите, где вы ожидали его увидеть?

– О, – сказал Гай, – теперь я понял, что вы хотите сказать. Оно должно находиться на противоположной стороне.

– Именно. Через час мы снова будем в Александрии.

– Это будет выглядеть довольно нелепо.

– Я говорил, что все сроки ремонта давно прошли. Кроме того, в Эгейском море мы поймали несколько снарядов. Меня, надо сказать, ситуация вполне устраивает. В этом году отпуска на берегу у меня еще не было.