Офицеры и джентльмены

– Но узнает ли она нас, мамочка?

– Я уверена, что если мы не придем, ей нас будет очень не хватать.

Его брат Айво тоже был очень молчаливым. Гай хорошо помнил, как брат иногда целыми днями просиживал за столом, в то время как вокруг него все оживленно болтали. Айво внимательно слушал, но при этом хранил молчание.

Когда Гай находился в детской, у него иногда тоже бывали приступы молчания. «Ты что, язычок проглотил?» – спрашивала его няня. Примерно таким же тоном говорила с ним сейчас медсестра. Заходя в палату четыре-пять раз за день, она весело интересовалась:

– Ну как, у вас сегодня есть что нам сказать?

Хромой гусар, являвшийся к нему вечерами с неизменным виски, потерял терпение гораздо быстрее. Поначалу он старался держаться дружелюбно.

– Томми Блэкхаус – его палата дальше по коридору – спрашивал о вас. Я знаю Томми много лет. Жаль, что не смог присоединиться к его части. Скверное дело оказаться в мешке… Я побывал в окружении под Тобруком…

И так далее и тому подобное.

Но поскольку Гай по-прежнему оставался немым, гусар сдался и теперь в молчании стоял рядом с кроватью, ожидая, когда Гай прикончит свой стакан.

Однажды к нему заглянул капеллан:

– Я слышал, что вы католик. Это действительно так?

Гай не ответил.

– Я с сожалением узнал, что вы не очень хорошо себя чувствуете. Вам что-нибудь надо? Что я могу для вас сделать? Вам следует лишь меня позвать. – Гай продолжал молчать, и капеллан сказал: – А сейчас я дам вам только это.

С этими словами он вложил в его руку четки, что отвечало мыслям Гая, поскольку последним его воспоминанием была молитва. Находясь на краю гибели в лодке, они все молились, а некоторые даже предлагали сделку: «Спаси меня, Создатель, и я обещаю тебе, что начну новую жизнь. Даю слово». Другие повторяли слова гимнов, которые запомнили с детства. Бога призывали все, кроме Людовича, который, сидя у кормила, оставался все тем же безбожником.

Был один момент между провалами в памяти, который Гай хорошо запомнил. Он вдруг обнаружил, что держит в руке не медаль Джервейса, как он предполагал, а красный идентификационный медальон неизвестного солдата. Он услышал, что произносит какие-то совершенно нелепые слова: «Святой Роджер Вейброкский, помоги нам в день битвы и защити нас от злобы и хитрости сатаны…»

После этого он снова погрузился в пустоту.

Гай лежал, положив руки поверх хлопчатобумажного одеяла, пытаясь привести в порядок события последнего времени.

Могут ли существовать события при отсутствии памяти? Может ли быть память, когда время растягивается и разбивается на мелкие фрагменты, когда минуты кажутся днями, а дни сжимаются до минут? Он бы мог заговорить, если бы того захотел. Но он обязан хранить от них все свои тайны. Заговорив, он сразу же вернется в их мир, снова очутится «в картине».

Как-то в начале плавания, в первые дни страданий и мучительных расчетов, был момент, когда они все запели «Боже, спаси короля». Это был знак благодарности. В небе появился самолет с опознавательными знаками Королевских ВВС. Он изменил курс и сделал два круга над их головами. Они замахали ему руками, и машина улетела на юг в сторону Африки. Спасение казалось неизбежным. Сапер разбил команду на вахты, и весь следующий день они искали на горизонте идущий к ним корабль. Но спасение так и не пришло. В ту ночь у них угасла последняя надежда, а на смену боли и лишениям пришла полная апатия. Сапер, бывший до этого момента энергичным и действенным, впал в транс. Горючее подошло к концу, и они подняли парус. Управление им особого внимания не требовало. Иногда парус повисал безжизненно, а иногда наполнялся ветром. Люди распластались в коматозном состоянии. Они что-то бормотали и громко хрипели. Саперный капитан однажды громко закричал:

– Я знаю, что вы затеяли! – Не дождавшись ответа, он повернулся лицом к Людовичу и продолжил: – Ты думал, что я сплю, но я тебя слышал. Я слышал все!

Людович молча смотрел на него своими бесцветными глазами.

– Учти, если я умру, ты умрешь вместе со мной, – с неистовой злобой сказал сапер.

Истратив последние силы, он уронил голову на покрытые волдырями колени. Что касается Гая, то в те редкие моменты, когда к нему возвращалось сознание, он молился.

Позже… в тот же день? на другой день? или через день?.. сапер подобрался к Гаю и прошептал:

– Дайте мне, пожалуйста, ваш пистолет.

– Зачем?

– Я выбросил свой еще до того, как нашел лодку. Я здесь шкипер, и только я один имею право на оружие.

– Чушь.

– Выходит, вы с ними заодно?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Да, видимо, это так. Вы спали, но я их слышал. Мне известны их планы. Его планы, – сказал он, кивнув в сторону Людовича. – Теперь вы тоже все знаете. Вы должны отдать мне пистолет. Пожалуйста.

Гай посмотрел в безумные глаза и достал пистолет из кобуры.

– Если вы уснете, он постарается им завладеть. Таков его план. Я единственный, кто может постоянно бодрствовать. Если я усну, то нам всем конец. – Умоляюще глядя на Гая, он закончил: – Теперь, когда вы все знаете, отдайте мне, пожалуйста, пистолет.