Офицеры и джентльмены

– Похоже, что с коммандос покончено, по крайней мере на Ближнем Востоке, – сказал Томми. – Нам обоим повезло. Нас не будут совать куда попало, поскольку батальоны наших прежних полков расквартированы здесь. Насколько я понимаю, ты вновь отправишься к алебардщикам?

– Надеюсь. Ничего другого я бы не хотел.

Во второй половине того же дня Гая перевезли в дом Джулии Ститч. Для этой цели госпиталь предоставил ему карету «скорой помощи». Медики настояли на том, чтобы в машину и из нее больного тащили на носилках, но прежде чем отбыть, Гай долго бродил по лазарету, чтобы со всеми попрощаться.

– Вы будете там жить припеваючи, – сказал старший медицинский офицер, вычеркивая его из списка пациентов. – Ничто не поставит вас на ноги лучше, чем домашний уют.

– Вот что значит иметь влияние! – заметила сестра.

– Она пыталась и меня похитить, – сказал Томми. – Я люблю Джулию, но чтобы выдержать ее общество, надо обладать крепким здоровьем.

Гай уже слышал нечто подобное из уст Айвора, но тогда не придал этому значения. Слова менее изнеженного Томми заставили его задуматься, но что-либо менять было поздно. Рядом с ним нетерпеливо топтались те, кому предстояло тащить носилки. Через полчаса он уже оказался в роскошной резиденции миссис Ститч.

Дед и бабка Джулии провели всю свою жизнь в служении королеве Виктории, и королевский двор сформировал тот стиль жизни, который унаследовали последующие поколения. Этот стиль оказал весьма сильное влияние на слишком рано закончившиеся, но во многом определившие всю дальнейшую жизнь детские годы миссис Ститч. Джулия Ститч выросла с убеждением, что комфорт является самым обычным делом. Она любила роскошь и отличалась щедростью, имевшей, впрочем, довольно размытые границы. Никто из приглашенных ею на классический ужин, например, не мог с уверенностью сказать, какое блюдо может неожиданно оказаться последним. Миссис Ститч обожала сюрпризы, любила как новинки, так и седую старину, однако терпеть не могла окружать комфортом гостивших в ее доме мужчин.

Это стало ясно после того, как она сопроводила носилки с Гаем в приготовленную для него комнату. Это было расположенное ниже уровня земли полуподвальное помещение. Миссис Ститч, изящно пританцовывая, двигалась по цементному полу от таракана к таракану. По пути к окну ей удалось раздавить по меньшей мере полдюжины насекомых. Окно выходило на кухонный двор. Когда она его распахнула, Гай увидел на уровне своих глаз снующие туда-сюда босые ноги слуг-берберов. Один из них, стоя неподалеку от окна, принялся ощипывать гуся – в предназначенных Гаю покоях закружились пушинки.

– По-моему, здесь очень мило, – сказала она. – Чего здесь может не хватать? Ах да, знаю. Цветов. – Она удалилась и очень скоро вернулась, нагруженная туберозами. – Вот, – сказала она, помещая цветы в тазик для умывания. – Если захотите умыться, то можете пользоваться туалетом Элджи. – Осмотрев комнату с неподдельным удовольствием, миссис Ститч добавила: – Все это теперь ваше. Присоединяйтесь к нам, как только у вас появится настроение. – Она ушла, но тут же снова вернулась. – Вы любите кошек? Получите парочку. Они съедят жуков. – С этими словами она швырнула на пол двух сильно смахивающих на тигров животных и захлопнула дверь. Кошки потянулись и с издевательским видом скрылись через окно.

Гай сидел на краю кровати, с тоской размышляя о том, что этот день оказался для него чересчур насыщенным. На нем по-прежнему были пижама и халат – одежда, вполне подходящая для переезда. Вернулись санитары-носильщики с его пожитками.

– Вы позволите нам разложить ваши вещи, сэр? Однако похоже, здесь для них нет места.

Ни шкафа, ни комода, лишь вешалка. Один из носильщиков повесил вещи Гая на единственный крюк, затем санитары отдали честь и ушли.

Вещевой мешок Гая, следуя за своим владельцем от лагеря до госпиталя, довольно сильно истрепался и был изрядно опустошен. Кроме мешка, он получил сверток, содержащий отстиранные лохмотья, которые он носил на Крите, и аккуратный пакет с предметами, изъятыми из его карманов. Помимо красного жетона, в пакете находились расписка Болтуна Корнера и полевая книжка с дневниковыми записями. Стягивающая блокнот резинка исчезла, обложка оказалась потертой, поломанной и очень грязной. Некоторые листки слиплись. Гай тщательно разделил их с помощью лезвия безопасной бритвы. Там было все. Перелистывая мятые, разлинованные в клетку листки, он видел, как становится все менее разборчивым, отражая степень утомления, его почерк. Чем больше он слабел, тем крупнее и корявее становились буквы. Последняя краткая запись, которая говорила о появлении самолета над лодкой, занимала целую страницу. Это был его вклад в историю и, возможно, свидетельские показания для будущего громкого процесса.