Офицеры и джентльмены

На этой службе он и провел, совершенно бессмысленно, два года. Сформировали Вторую бригаду, вместе с ней Гай знай успевал менять казармы – бригаду расквартировывали то в шотландском Пенкирке, то в Корнуолле, в Брук-парке. Английские солдаты больше ничему не удивлялись, не страдали от противоречивых приказов и общего беспорядка, как в первые два военных года. Теперь от вышеперечисленного страдали войска на Дальнем Востоке. В Европе инициативу перехватили союзники. Их собрали, любовно экипировали и на совесть вымуштровали. Гай дослужился до заместителя командира полка во временном чине майора.

И вдруг, в августе 1943-го, на Гая обрушился тот же самый удар, что на острове Магг свалил Джамбо.

– К сожалению, дядя, мы не можем взять вас с собой за пределы Великобритании. Как специалисту по военной подготовке вам цены нет. Не представляю, что бы мы без вас делали. И я не имею права рисковать вами в бою – из-за вашего возраста.

– Разве я намного старше вас, полковник?

– Не намного, полагаю, однако я всю жизнь в армии. Если меня ранят, кто займет мое место? Вы. Я не могу вами рисковать.

– Ничего – я с радостью приму понижение в чине. Может, сделаете меня ротным? Или взводным?

– Нет, дядя. Все дело в вашем возрасте. Смиритесь. Приказ начальника штаба.

Под началом нового бригадного генерала, недавно переведенного из Восьмой армии, Гай короткое время, в связи со смертью Эпторпа, провел в Западной Африке. По этому поводу бригадный генерал выразился следующим образом:

– Не желаю вас больше видеть. Никогда.

С тех пор генерал воевал, долго и успешно, получил орден «За выдающиеся заслуги», однако, несмотря на густую военную пыль, образ Гая не потускнел в его памяти. Эпторп, товарищ по несчастью, такой же «дядя», упокоившийся, как казалось Гаю, на острове Магг, преследовал его в своих кожаных ботинках подобно призраку; поверженный владыка ларца с громами и молниями продолжал шаманить. Когда алебардщик сказал «Смиритесь», Гай понял: это конец.

– Разумеется, вы нам понадобитесь при погрузке на суда. Прово́дите нас – берите отпуск. А там подыщете себе занятие – соответствующее возрасту. Конечно, всегда можно устроиться по квартирно-эксплуатационной части. Или подайте рапорт об откомандировании в резерв офицерского состава. Для военных, находящихся в том же положении, что и вы, предусмотрено достаточно должностей.

Гай взял отпуск и к моменту капитуляции Италии был в Мэтчете. Новость о бегстве короля достигла отряда как раз в день высадки в Салерно. Гай воспрянул; это быстро прошло.

– Похоже, узурпация Пьемонтца[85] закончилась, – сказал Гай своему отцу. – Подумать только, какой ошибкой явились Латеранские соглашения[86]. В свое время он казался лучшим решением. Постой, это когда было? Пятнадцать лет назад? Что такое пятнадцать лет в истории католичества? Вот если бы папы его обнародовали, а потом сказали бы: «Что это? „Рисорджименто“? Гарибальди? Кавур?[87] Савойский дом? Муссолини? Нет, всего-навсего хулиганы из предместий резвятся. Просто одного малыша однажды нарекли Королем Рима, только и всего». Вот какие слова приличествовали бы нынешнему папе.

Мистер Краучбек печально взглянул на сына.

– Мой милый мальчик, – произнес он, – ты несешь несусветную чушь. Церковь – не такая. Ее назначение – в другом.

Отец и сын шли каменистою тропой в гостиницу «Марина». Смеркалось. Старый ретривер мистера Краучбека не прыгал, как бывало, а трусил следом, припадая на одну лапу. Мистер Краучбек тоже сильно сдал – впервые в жизни выказал озабоченность своим здоровьем. Они молчали; Гай – расстроенный отцовой отповедью, мистер Краучбек – озадаченный поднятым Гаем вопросом. Наконец он выдал следующее:

– Конечно, для солдата логично радоваться победе.

– А меня сейчас победы не интересуют, – отвечал Гай.

– Тогда тебе надо оставить военную службу.

– Нет, я хочу воевать. Я хочу в бой. Только мне безразлично, кто победит. Раз мы объявили войну Финляндии…

Гай не закончил фразу. Мистер Краучбек произнес:

– На такие темы не солдатам рассуждать.

Впереди показалась гостиница, и мистер Краучбек добавил:

– По-моему, у меня тон сейчас менторский. Прости, сынок. Нельзя нам ссориться. На беднягу Айво я постоянно злился. Да и на Анджелу тоже. Она доставляла уйму хлопот, особенно когда начала выезжать. А вот на тебя, Гай, я, кажется, по определению не мог рассердиться.