Офицеры и джентльмены

Лейтенанта Пэдфилда знал всякий – даже Гай, который вообще людей чуждался. Лейтенант Пэдфилд был предтечей Великого Альянса. В Лондоне американские военные кишмя кишели. Эти рослые, неуклюжие, дружелюбные, истосковавшиеся по дому молодые люди, казалось, пребывали в беспрестанных поисках, на что бы усесться. Летом они заполонили парки и засидели тротуары вокруг отведенного для них особняка. Им в утешение из трущоб и из-под мостов во множестве выбрались неряшливые и некрасивые юные девицы, а заодно и их мамаши с тетушками; прежде подобная публика не появлялась ни на Мейфэр, ни в Белгравии. Девиц, мамаш и тетушек в открытую тискали как в сумерках, так и при дневном свете и вознаграждали жвачкой, бритвенными лезвиями и прочими дефицитными товарами с военторговских складов. Лейтенант Пэдфилд, впрочем, был человек другой масти; разумеется, выражаясь фигурально, поскольку лицо его, как и лица прочих американских солдат, цветом напоминало мастику. Нет, лейтенант Пэдфилд так же сутулился; так же имел привычку плюхаться на все предметы, более или менее для этой цели подходящие. Однако он вовсе не скучал по родине. Во все то время, что лейтенант Пэдфилд не находился в сидячем положении, он являл собою образчик вечного двигателя; иными словами, он был вездесущ. Лейтенанту Пэдфилду сравнялось двадцать пять; в Англию он попал впервые в жизни, в составе наступательной группы американской армии; в неоднозначном, несмотря ни на что, английском обществе не нашлось бы, кажется, ни уголка, где бы не знали лейтенанта Пэдфилда.

Гай познакомился с ним во время отпуска, когда, с великой неохотой, решил нанести визит своему дядюшке Перегрину. Лут на тот момент пробыл в Англии считаные дни.

– Он принес письмо от человека, что в свое время частенько наведывался в Коуз. Хочет посмотреть мои миниатюры…

На той же неделе зять Гая, Артур Бокс-Бендер, пригласил его отужинать в палате общин. «Нужно что-то предпринять в отношении кое-кого из этих американцев. Они очень интересуются палатой. Пожалуйста, Гай, приходи – мне одному не справиться…» На ужине присутствовали шестеро молодых американских офицеров, и Лут среди них.

Очень скоро лейтенант Пэдфилд пошел на повышение – статус служащего оккупационной армии, к которому следует всячески проявлять доброту, остался в прошлом. Пара-тройка вдов, переживших годы гостеприимства, все еще тщилась устраивать приемы «на уровне». Лейтенанта Пэдфилда неизменно включали в число приглашенных. Пара-тройка молодых замужних дам оспаривали положение хозяйки вечера. Лут знал всех. Он отметился в каждой картинной галерее, в каждой книжной лавке, в каждом клубе, в каждой гостинице. Он также проник в каждый неприступный замок Шотландии, посидел возле койки каждого захворавшего пожилого художника и политика, заглянул в уборную каждой ведущей актрисы и в каждую профессорскую каждого университета. Признательность же свою хозяевам лейтенант Пэдфилд выражал не посредством складских дефицитов, а книгами издательского дома Сильвии Бич[88] и набросками Фюзели[89].

Когда бы Гай ни пришел в парикмахерскую, Лут неизменно оказывался в соседнем кресле. Едва ли не единственным местом, где ни разу еще не видели лейтенанта Пэдфилда, было ГУРНО. Функции Лута в армии, если таковые и имелись, невооруженный глаз не воспринимал. До войны Лут работал в Бостоне, младшим стряпчим крупной юридической компании. Говорили, впрочем, что обязанности Лута и ныне относятся к юриспруденции. Одно из двух: либо американская армия отличалась исключительной законопослушностью, либо с адвокатами наблюдался перебор. Никто не слыхал, чтобы Лут служил в военном суде.

Теперь лейтенант Пэдфилд сообщил:

– Я вчера ездил в Брум.

– В Брум? Вы наш Брум имеете в виду? Каким ветром вас туда занесло?

– У Салли Саквилль-Стратт дочка учится в тамошней школе. Мы ездили посмотреть, как она играет в хоккей. Девочка – капитан «Краучбека». Вы же знаете: школа поделена на два пансиона – «Краучбек» и «Святое семейство». Ведь знаете?

– По-моему, противопоставление неправомерное и чреватое.

– «Краучбек» победил. – Следующая реплика Лута относилась к Рубену. – Так вы будете сегодня у Гленобанов?

– Нет.

– Меч Сталинграда ходили смотреть? Я сразу пошел, еще когда его в Ювелирном зале выставили. По-моему, очень милый жест со стороны вашего короля, только мне одну вещь никто объяснить не может, и вот какую: если меч на перевязи носить, щит герба на ножнах будет вверх ногами.

– Вряд ли Сталин повесит его на перевязь.

– Может, и не повесит. Только странно, как ваш Оружейный колледж этакого ляпа не заметил. Ну, да я вам позже покажу.

– Позже – ключевое слово.