– И причина, вероятно, в этом. – Людовик постучал ногтем по эмблеме на лацкане мундира. – Знаете, как наш значок называют? Педик на лаврах.
– Да-да. Очень остроумно. Знакомая игра слов. В случае с Эверардом все куда безобиднее: он просто считает слово
– Согласен. Непринципиально.
– Ничуть. Однако Эверард определенно тобой заинтересовался. Хочет познакомиться. Вообще-то, я уже принял приглашение от твоего лица. На сегодняшний вечер. Увы, не смогу тебя лично представить. Но тебя ждут. Вот адрес. А сейчас у меня другая встреча назначена.
– С этим кудрявым?
– В Управлении он известен как Сьюзи. Нет, не с ним. Он славный мальчик и верен нашему делу, однако для продолжительной секретной работы не в меру горяч. Я его спровадил. А придет ко мне весьма разносторонний молодой американец по фамилии Пэдфилд – офицер,
Миссис Эмбери принесла чай. Тесная, заставленная мебелью комната сразу наполнилась терпким ароматом.
– К сожалению, из съестного ничего не могу предложить.
– Я в Лондон не объедаться приехал, – произнес Людовик. – Меня на квартире сносно кормят. – Офицерский тон Людовик усвоил от сэра Ральфа, однако с ним наедине применял редко. – Я смотрю, миссис Эмбери нынче не слишком разговорчива.
– Все дело в твоем высоком чине – миссис Эмбери просто не знает, как теперь себя держать. Кстати, чем сегодня занимался?
– Ходил в Аббатство, на меч смотрел.
– Ну конечно. Полагаю, ты, как все, зашел выразить восторг перед победами русских. Прежде ты не разделял моих коммунистических симпатий, не так ли? Помнишь, однажды мы едва не поссорились – на испанской почве?
– На Ближнем Востоке тоже были испанцы – законченные ублюдки. – Людовик внезапно прекратил вспоминать то, что так старался забыть. – Политика тут ни при чем. Просто в «Потоке времени» объявлен конкурс на лучший сонет о мече. Я подумал, надо взглянуть на меч – может, вдохновение снизойдет.
– Боже мой! Главное, Эверарду Спрусу об этом не говори. Боюсь, в его понимании литературные конкурсы «Потока времени» до уровня не дотягивают.
– А мне просто нравится писать, – возразил Людовик. – По-разному и о разном. Это ведь не грех?
– Разумеется, нет. Это литературная жилка. Но все равно, Эверарду не говори. Кстати, вдохновение-то как – снизошло?
– Не совсем. Сонет вряд ли получится. Зато мысли появились. О мечах.
– А ведь меч не с этой целью показывают. То есть не для того, как нынче говорят, чтобы он стал объектом упражнений в изящной словесности. Предполагалось, что индивидуум начнет размышлять о танках, бомбардировщиках и Рабоче-крестьянской армии, которая гонит фашистов.
– А я думал о моем мече, – повторил Людовик упрямо. – Если употреблять правильную терминологию, он вовсе не меч, а сабля. Это мы их мечами называли – мечами почета. С тех пор как я покинул полк, я их и не видел. Когда нас из запаса призвали, мечей уже не было. Слишком они в уходе трудоемки. Завскладом оружия их чуть ли не каждый день полирует. Чтоб ни пятнышка не осталось. Ведь как хорошего офицера видно? А вот как: в сырую погоду он никогда не отдаст приказ: «Сабли в ножны!» Он скажет: «Сабли наголо, спешиться го-товьсь!» Вытаскиваешь клинок левой рукой на шесть дюймов и держишь поближе к холке. Так вода в ножны ни за что не попадет. Не все офицеры это учитывают – только хорошие.
– Очень образно, – отмахнулся сэр Ральф. – Правда, к Сталинградской битве отношения практически не имеет.
Тут Людовик внезапно перешел на офицерский тон:
– В конце концов, вас ведь именно форма в свое время привлекла. Или не помните?