Дом Килбэноков, находившийся на Итон-террас, напрямую от бомбежек не пострадал: ни одно окно не разбилось, ни один колпак с дымовой трубы не сорвался. И все же четыре года войны не могли не сказаться на некогда веселеньком интерьере. Кёрсти делала что могла, но побелка и обои требовали обновления, а портьеры, ковры и обивка взывали о чистке. Однако, несмотря на неопрятный вид жилища, период относительной нужды (1939 год) был уже пройден Килбэноками. Кёрсти больше не сдавала комнаты внаем. Работу она тоже сменила – из столовой транзитного лагеря перебралась в контору, шифровальщицей; за это неплохо платили. Жалованье Йэна росло по мере увеличения колец на его манжетах; вдобавок после смерти тетки он получил скромное наследство. И что немаловажно, положение Килбэноков в те дни не вызывало ни зависти, ни ненужных вопросов. Из Йэнова фрака Кёрсти сшила себе практичные юбку и жакет. Дети пока оставались в Шотландии, при бабушке, и в Лондон приезжали от случая к случаю.
В тот октябрьский вечер Килбэноки ждали Вирджинию Трой, которая прежде снимала у них комнату, а теперь стала редкой гостьей.
– Сходил бы ты в «Беллами» или еще куда, – сказала Кёрсти. – Судя по тону, Вирджиния хочет поговорить со мной с глазу на глаз.
– О Триммере?
– Наверняка.
– Я вот думаю, не отправить ли Триммера в Америку.
– Так будет лучше всего.
– В Англии Триммер свое дело сделал. Больше из него не выжмешь. Фильм закончен. Би-би-си решила не продлевать контракт на трансляцию «Голоса Триммера» по воскресным вечерам.
– Я так и знала.
– А ведь перспективное было дело. По крайней мере, казалось перспективным. Странно, что не выгорело. Триммера должно быть не только слышно, но и видно. Вдобавок героев и без него хватает, и с более впечатляющими характеристиками.
– По-твоему, в Америке он будет иметь успех?
– Во всяком случае, внесет приятное разнообразие. А то от военных летчиков американцев уже тошнит. Кстати, ты в курсе, что именно Триммер подал королю идею выковать Сталинградский меч? Не напрямую, разумеется. В одной из ключевых сцен – сцене Триммерова приземления – я дал ему кортик и велел размахивать им. Ну да ты вряд ли эти штуки видела. Их Черная Вдова ввел. Тогда сотни три-четыре выпустили. Насколько мне известно, ни один кортик не был задействован в бою. Правда, кортиком пырнули полицейского в Глазго. По большей части кортики проституткам оставляли. Но работа отменная. Ты же знаешь, насколько монарший глаз цепок до деталей экипировки. Король присутствовал на закрытом показе и в первую же секунду заметил кортик. Заказал себе такой же. Так был дан толчок монаршей мысли. А в результате мы имеем то, что имеем, – первый и пока единственный артефакт современной истории.
– Так ты в «Беллами» идешь?
– У Эверарда Спруса вечеринка. Мы приглашены. Пожалуй, загляну к нему.
Тесноватый дом огласился звоном дверного колокольчика.
– Это, наверно, Вирджиния.
Йэн открыл дверь. Вирджиния с отвращением клюнула его в щеку и проследовала наверх.
– Я думала, ты его отошлешь куда-нибудь, – заметила она Кёрсти.
– Я и отсылаю. Давай, Йэн, пошевеливайся – девочкам надо посекретничать.
– Может, вы обе забыли, что я старше по званию?
– Господи, как же мне надоела эта шутка.
– Вирджиния, а почему ты с чемоданом?
– Хочу немножко у вас пожить. Кёрсти, ты не против?
– Ну разве что немножко.
– Только пока Триммер не отчалит. Он сказал, ему велено готовиться к отъезду. Куда – неизвестно, но, слава богу, меня он взять с собой не может.
– А я-то надеялся, – встрял Йэн, – что в конце концов ты проникнешься к Триммеру теплыми чувствами.
– Я старалась. Целых два года.
– Да, ты была умницей. И заслужила отпуск. Ладно, оставлю вас наедине. Вернусь поздно.
По этому поводу ни одна из женщин не выразила сожаления. Йэн спустился во тьму.
– У нас нечего выпить, – произнесла Кёрсти. – Можем пойти куда-нибудь.
– Что, и кофе не найдется?
– Кофе как раз есть.
– Тогда давай дома побудем.
– Съестного тоже негусто. Треска устроит?
– Нет, спасибо, только не треска.
– Ох, Вирджиния, что-то ты мне не нравишься.
– Я сама себе не нравлюсь. Кёрсти, что с людьми случилось? Раньше у меня в Лондоне было полно приятелей. А теперь? Теперь кругом всё незнакомые личности. Я вдруг поняла: с тех пор как погиб мой брат, у меня ни единого родственника не осталось. Представляешь, как это тяжело?
– Боже мой! Мои соболезнования. Я и не слыхала, что твой брат погиб. На самом деле я понятия не имела, что у тебя вообще был брат.
– Его звали Тим. Он был пятью годами младше. Мы никогда не ладили. Он погиб три года назад. У тебя, Кёрсти, и дети есть, и родители живы, и всякой родни в избытке. Тебе не понять, каково это – остаться одной на свете. Правда, у меня мачеха в Швейцарии. Она никогда мое поведение не одобряла. В любом случае сейчас к ней путь заказан. Кёрсти, мне страшно.
– Давай выкладывай.
Из Вирджинии и в лучшие времена признаний клещами вытягивать не приходилось.