Офицеры и джентльмены

Оставшиеся часы своего сорокового дня рождения Гай провел в «Беллами» за игрой в слош[96]. По возвращении в транзитный лагерь мысли его были в большей степени о будущем, нежели о прошлом.

В одиннадцать вечера сирены провыли тревогу, не слышимую в «Беллами»; за несколько минут до полуночи – отбой тревоги, также не слышимый в «Беллами».

Вой сирен не доносился и до Вестминстерского аббатства, где безо всякой охраны стоял Сталинградский меч. Двери были заперты, свет не горел. Завтра у ворот снова выстроится очередь, дабы возобновить прерванный акт поклонения.

* * *

В конкурсе, объявленном «Потоком времени», Людовику не повезло. Его сонет даже не удостоился критики. Людовик без конца перечитывал сонет-победитель:

Се – Сталинградский меч, символ готовый,
Сработанный на славу. Кто прозрел,
Как Благо спорно, очертил предел
Для Зла; не понял – новые покровы
Суть ангельски, и ангелов презрел?

Смысл ускользал от Людовика. Этот «кто» – он хороший или плохой? Как он мог одновременно «прозреть» и «не понять»? Людовик сравнивал сонет-победитель со своим предельно прозрачным сонетом:

Да будет этим иссечен мечом
Устав раздора, в ходе коего
Порвалась нить из Лабиринта; о
Судно, что я вел за окоем
И что крушенья не избегло – фал
И киль разбил в щепу девятый вал,
Пока я компас обрести алкал…

Может быть, думал он, эти строки не слишком подходят к случаю. Он, Людовик, не уловил нынешних настроений. Для «Потока времени» его сонет слишком личный. Ничего, для «Спасения» сгодится.

Книга вторая Fin de ligne [97]

1

Еще и десяти дней не прошло с тех пор, как Вирджиния Трой поселилась в доме Килбэноков, однако Йэн не преминул спросить жену:

– Так когда, говоришь, она съезжает?

– Да пусть себе живет, – отвечала Кёрсти. – Она ведь нам дешево обходится.

– Но и лепту свою не вносит.

– Я не могу выдворить Вирджинию. Она проявляла огромную щедрость, пока была богата.

– С тех пор много времени прошло. Триммера я отослал. Не понимаю, зачем ей у нас торчать; просто не понимаю. Другие девушки всегда платили за постой.

– Может, и она станет платить. Я с ней поговорю.

– Да уж, будь добра. И поскорее.

Однако новость, которую в тот вечер принесла Вирджиния, заставила Кёрсти напрочь забыть об арендной плате, да и обо всем остальном.

– Я только что из адвокатской конторы, – выпалила Вирджиния. – Мне показали весь компромат на меня, ну, на основании которого мистер Трой со мной развелся. В копиях, разумеется. И кто, как ты думаешь, этот компромат собрал?

– Кто?

– Угадай с трех раз.

– Не представляю, кого и подозревать.

– Это мерзавец Лут.

– Не может быть.

– Оказывается, он работает в фирме, в которую обратился мистер Трой. Он и для других клиентов компромат собирает – в свободное от службы время.

– А мы еще его привечали! Теперь ты всем глаза откроешь, что за птица этот Лут, да, Вирджиния?

– Не знаю.

– Но надо же людей предупредить.

– Сами виноваты – зачем его принимают? Меня вот, например, от Лута всегда просто передергивало.

– Подобные открытия, – констатировала Кёрсти, – разрушают веру в Человека.

– Лут – не человек.

– Пожалуй.

– Какое разнообразие – после Триммера-то.

– Ты хочешь сказать, что Триммер – человек?

Вот уже три года Кёрсти с Вирджинией горячо и регулярно обсуждали вопрос принадлежности Триммера к роду Homo Sapiens.

– Неужели ты совсем по нему не скучаешь?

– Нет, у меня сплошь положительные эмоции. Вот уже четвертое утро подряд я просыпаюсь с мыслью: «Слава богу, Триммер уехал».

По прошествии часа с начала задушевного разговора Кёрсти предположила:

– Теперь ты, наверно, нового, гм, партнера станешь подыскивать?

– Пока нет. Если, конечно, я вам тут глаза не намозолила.

– Дорогая, ты вовсе не мозолишь нам глаза. Вот только Йэн…

Но Вирджиния не слушала. Внезапно она сменила тему:

– У вас с Йэном есть семейный доктор?

– Нас пользует один милый старичок по фамилии Путток. Он живет на Слоун-стрит. Особенно хорошо в детских болезнях разбирается.

– А у меня никогда не было доктора, – вздохнула Вирджиния. – В смысле доктора, которого я бы называла своим. Все дело в постоянных переездах и отменном здоровье. Даже вспомнить некого. Вот разве один коротышка в Ньюпорте мне снотворное выписывал, да еще был англичанин в Венеции – настоящее чудовище. Он меня подштопал, когда я упала с лестницы Палаццо Коромбона. А так я все больше к аптекарям обращалась. В Монте-Карло есть настоящий волшебник. Говоришь: болит там-то и там-то, и он дает пилюлю, от которой сразу все проходит. Пожалуй, проконсультируюсь с твоим доктором, который на Слоун-стрит.

– Ты ведь не заболела?

– Нет. Я просто чувствую, что надо сделать, как мистер Трой выражается, ревизию организма.