– Не представляю, где накроют обед. Монашки вряд ли расстараются. Надеюсь, Перегрин с Анджелой зальчик в пабе арендуют.
Свет едва брезжил, когда здание вокзала (окна заклеены крест-накрест) выдохнуло Гая и Бокс-Бендера на перрон вместе с прочими гражданами, уверенными в крайней необходимости своих поездок. В тамбуре толпились моряки – путь их лежал в Плимут. Лампочки над сиденьями не горели. Читать сырые газеты, что Гай и Бокс-Бендер прихватили с собой, не было никакой возможности.
– Всегда глубоко уважал твоего отца, – констатировал Бокс-Бендер. И отключился. Гай за все три часа до Торнтонского железнодорожного узла не сомкнул глаз.
Дядюшка Перегрин в свое время озаботился пустить от станции что-то вроде сугубо местного поезда. Здесь уже ждали мисс Вейвсур, священник из Мэтчета и директор школы Богородицы-Победительницы. Присутствовали, в трауре разной глубины, еще многие; Гай понимал, что должен бы их узнавать, однако не узнавал. Собравшиеся здоровались с ним, бормотали соболезнования; как бы невзначай называли себя – Трешем, Байгод, Энгельфилд, Оранделл, Хорниолд, Джернингем, Дакр – всё представители нонконформистских семейств, близкие и дальние родственники Гая. Их поездка имела крайнюю степень необходимости.
–
Заупокойную мессу назначили на двенадцать часов дня. Сугубо местный поезд должен был прибыть в Брум в половине двенадцатого – и почти не опоздал.
В чем в чем, а в местах, где можно помолиться, деревня недостатка не испытывала.
Во времена гонений существовала практика нанимать священников под видом школьных учителей. Мессы регулярно служили в помещичьем доме. Часовенка сохранилась для нечастых паломничеств в честь блаженного Джарвиса Краучбека.
Из станционного дворика видна католическая приходская церковь. Построена она прадедом Гая в начале шестидесятых годов девятнадцатого века, в стиле Пугина и в самом начале деревенской улицы. В конце улицы возвышается церковь средневековой постройки. Неф и алтарь ее используются для англиканских богослужений, а северный придел и прилегающая часть кладбища являются собственностью помещика. Именно на этом участке выкопали могилу для мистера Краучбека; именно в этом приделе, среди многочисленных портретов предков и медных мемориальных дощечек с их славными именами, позднее поставят памятник и ему.
После Акта об эмансипации была воздвигнута стена, отделившая северный придел от остальной церкви. На протяжении жизни целого поколения придел служил для нужд католического прихода. Однако из-за многочисленных памятников прихожане буквально сидели друг у друга на головах. Поэтому Гаев прадед и построил новую церковь (которую Краучбеки называли по старинке «часовней»), а также дом для священника и стал вполне сносно содержать приход. Большая часть жителей Брума – католики; это изолированная община, какие попадаются по всему Ланкаширу и на шотландских островках, разбросанных в Северном море, однако на западе Англии весьма редки. Англиканский приход уже давно объединен с двумя своими соседями. Обслуживает его священник: раз в месяц приезжает на велосипеде и читает проповедь – конечно, только при наличии кворума. В прежнем доме священника устроена больница.
Брум-Холл расположен за железными воротами, подъездная дорожка является продолжением деревенской улицы. Мистер Краучбек любил доказывать, причем аргументы всякий раз приводил разные, что «хороший дом» (под коим он разумел постройку на фундаменте, заложенном в Средние века) должен стоять у дороги, над рекой либо на горе. Брум-Холл и стоял у дороги – у главной дороги в Эксетер – вплоть до восемнадцатого века. А в восемнадцатом веке один сосед, представлявший графство в Палате Общин, получил полномочия искривить дорогу так, чтобы она пролегала через его земли, и учредить новую пошлину в свою пользу. Старая, правильная дорога до сих пор проходит под стенами Брум-Холла; правда, движение на ней вялое. Это неширокий проселок; он как-то незаметно ответвляется от шоссе и перетекает в деревенскую улицу. Далее следует с полмили посыпанной гравием подъездной аллеи, которая снова сужается под сенью живых изгородей, натиск которых худо-бедно сдерживается ежегодным подстриганием.
Монастырь перебрался в Брум со своим капелланом и не замедлил переделать одну из длинных, обшитых панелями галерей в собственную часовню. Как сами монахини, так и их воспитанницы появлялись в приходской церкви лишь по особым случаям. Похороны мистера Краучбека под эту категорию подпадали. Гроб с телом был доставлен из Мэтчета еще накануне и встречен монахинями; они же убрали катафалк, а утром отслужили панихиду. Монастырский капеллан взялся помогать при отпевании.
На перроне их встречала Анджела, скорбная и торжественная.
– Энджи, а сколько времени займет процедура? – спросил Бокс-Бендер.
– Не больше часа. Отец Гейган хотел прочесть панегирик, но дядя Перегрин его отговорил.
– А поесть нам дадут? А то я в шесть утра из дому вышел.