– Я вот лично никогда этим не интересовался, оккультизмом, я хочу сказать, по крайней мере серьезно не интересовался. Я живыми людьми интересуюсь. В смысле, мне интересна Руби, которая многое помнит, а не события, которые она помнит. А вот на днях я был на католическом отпевании в графстве Сомерсет. Присутствовали, с моей точки зрения, чрезвычайно знаменательные люди. Много. А хоронили, кстати, мистера Джарвиса Краучбека. Который из Брума.
– Да, я читала некролог, – кивнула Вирджиния. – Мы с мистером Краучбеком много лет не виделись. Когда-то я была от него в восторге.
– Бездна обаяния, – подтвердил Пэдфилд.
– Лут, вы ведь не знали мистера Краучбека?
– Лично – нет. Только по отзывам. О нем очень хорошо отзывались. Я обрадовался, когда узнал, что мистер Краучбек был такой состоятельный человек.
– Лут, вы его с кем-то спутали. Мистер Краучбек давным-давно разорился.
– В Штатах такое со многими случилось, двенадцать лет назад. Людей просто раздавило. А потом они вернули себе состояние.
– Лут, уверяю вас, мистер Краучбек не из их числа.
– А я другое слышал. Мистер Краучбек никогда не считался разорившимся. Просто так дела обстояли, после Первой мировой – поместье перестало приносить доход. Какой там доход – оно убыточным было. А мистер Краучбек его продал, и не только получил живые деньги, но и избавился от ежегодных расходов на поддержание поместья на плаву. Он не допустил упадка. А если бы мистер Краучбек не продал поместье, оно бы как раз и развалилось. По крайней мере, он так считал. А еще он продал кое-какие ценные вещи – мебель и тому подобное. Получается, что к концу жизни он стал очень состоятельным человеком.
– Ох, Лут, и все-то вы знаете.
– Ну, в общем, да. Мне уже говорили, что это весьма подозрительно.
Вирджиния терпеть не могла недомолвок.
– Лут, мне известно о вашей роли в моем разводе.
– Мистер Трой – давний и весьма ценный клиент нашей фирмы, – отвечал лейтенант Пэдфилд. – Лично против вас я ничего не имею. Бизнес важнее дружбы.
– То есть вы по-прежнему считаете себя моим другом?
– Разумеется.
– Тогда поймайте мне такси.
Что-что, а ловля такси лейтенанту Пэдфилду всегда удавалась. Вирджиния сидела в авто; в свете фар из тумана материализовывались мужчины и женщины, едва не бросались под колеса, отчаянно размахивали банкнотами. На краткий миг Вирджиния испытала чувство превосходства – она в тепле, а другие мечутся по темным улицам. Но в следующий миг мысль о постигшем ее несчастье буквально раздавила Вирджинию, она скорчилась на сиденье и в таком виде подъехала к дому Килбэноков. Кёрсти ждала на крыльце.
– Вот повезло. Не отпускай такси, – сказала она. И лишь потом спросила: – Все в порядке?
– Ничего не в порядке. Я встретила Лута.
– У врача? Нет, Лут – он, конечно, вездесущий, но не до такой же степени.
– Не у врача, а в «Клэридже». Представляешь, он даже не отрицал своего шпионства.
– Ну а с врачом-то как?
– Да никак. Врач погиб при бомбежке.
– Господи! А мы вот что сделаем: спрошу-ка я утром совета у миссис Бристоу – она все знает. – (Миссис Бристоу была поденщица.) – А сейчас мне пора. Еду к старушке Руби.
– У Руби будет Лут.
– Вот заодно и задам ему перцу.
– Он утверждает, что мы по-прежнему друзья. Когда ты вернешься, я буду уже спать.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Вирджиния вошла в пустой дом. Йэн Килбэнок уже несколько дней был в командировке в Шотландии – таскал приезжих журналистов по тренировочной полосе. Обеденный стол стоял ненакрытый. Вирджиния спустилась в кладовку, нашла полбуханки серого хлеба, маргарин, кусочек субстанции, почему-то именуемой сыром, и съела все это на кухне.
Нет, Вирджиния не роптала. Для нее перемены сами по себе уже служили доказательством, что жизнь продолжается; впрочем, она не давала себе труда облечь эту мысль в слова. Зато за милю темноты от Вирджинии, в гостиничном номере, роптала Руби. Кожа на лбу и вокруг глаз у нее едва не лопалась от неумеренной пластики. Руби озирала компанию у себя за столом и вспоминала блестящее общество, что собиралось у нее на Белгрейв-сквер; собиралось тридцать лет подряд, каждый вечер. Люди всё были влиятельные, знаменитые или многообещающие, наконец, просто красивые. Тридцать лет Руби трудилась над имиджем светской львицы – чего ради? Ради этих вот, как их там? Кто они вообще? Расселись тут, стулья позанимали, сверху электрическая лампа светит. О чем они говорят? «Руби, расскажите нам о Бони де Кастеллане». «Руби, расскажите о Марчезе Касати». «Расскажите о Павловой». Вирджиния, напротив, никогда не стремилась произвести впечатление. Да, она тоже устраивала вечера, притом чрезвычайно успешные, по всей Европе и в Америке, для избранных. Вирджиния не помнила имен своих гостей, многих она даже не знала. Сейчас, в кухне, с куском липкого хлеба, она и не думала противопоставлять прошлое настоящему – вот уже месяц ее терзал ужас перед будущим.
На следующее утро, едва рассвело, Кёрсти заглянула к Вирджинии.
– Миссис Бристоу явилась. Ишь, ведрами гремит – отсюда слышно. Пойду расспрошу ее. А ты тут побудь.