Офицеры и джентльмены

Вирджиния вошла. Традиционную для казенных домов обстановку оживляли несколько барабанов, раскрашенное скульптурное изображение Святого Сердца, петух, обезглавленный, однако не ощипанный, распятый на столе, словно бабочка для коллекции энтомолога, а также набор человеческих костей, включая череп, медная кобра, явно сделанная в Бенаресе[114], чаши с пеплом и мензурки с притертыми пробками и сомнительным содержимым. Над этим впечатляющим арсеналом висела увеличенная фотография мистера Уинстона Черчилля. Впрочем, в подробности арсенала Вирджиния не вдавалась – ее внимание было приковано к петуху.

– Так вы не из ГУРНО? – сник доктор Аконанда.

– Вообще-то, из ГУРНО. Как вы догадались?

– Мне третий день скорпионов не несут. Майор Олбрайт уверяет, что скорпионы давно отправлены морем из Египта. Объясняю же: без скорпионов мое самое сильнодействующее заклинание никуда не годится.

– Такие уж времена настали: самого нужного не допросишься, – подхватила Вирджиния. – Боюсь, я незнакома с майором Олбрайтом. Я от миссис Бристоу.

– От миссис Бристоу? Не уверен, что имею честь знать…

– Я пришла к вам как к практикующему врачу, – понизила голос Вирджиния. – Миссис Бристоу говорит, вы пользовали нескольких ее подруг. Женщин вроде меня, – продолжала она со своей неисправимой прямотой, – желающих избавиться от ребенка.

– Верно, верно. Очень давно, во времена, которые нынче принято называть мирными, я действительно делал такие операции. Теперь все изменилось. Я на службе правительства. Генералу Вейлу не понравится, если я снова займусь частной практикой. На карту поставлена сама демократия.

Вирджиния перевела взгляд с обезглавленного петуха на прочие орудия доктора Аконанды. Только теперь она заметила томик «Никаких орхидей для мисс Блэндиш»[115].

– Доктор Аконанда, – вкрадчиво начала Вирджиния, – чем вы таким важным заняты, что мою проблему игнорируете?

– Я занят тем, что насылаю на герра фон Риббентропа ночные кошмары. Самые высококачественные ночные кошмары, – ответствовал доктор Аконанда.

* * *

Какие конкретно кошмары мучили в ту ночь Риббентропа, Вирджиния знать не могла. Самой же ей снилось, будто она обезглавлена, связана по рукам и ногам, распростерта на столе и покрыта окровавленными перьями, из чрева же ее доносится «Ты, ты, ты» – доносится неумолимо, хотя и приглушенно.

5

Подразделение Людовика расположилось на просторной реквизированной вилле все еще заброшенного Эссекса. Владельцы, едва завидев, а пуще того, заслышав бульдозеры, что на расстоянии нескольких огороженных полей расчищали площадку под новый аэродром, решили спасаться бегством. Аэродром, правда, планировался небольшим, с одной-единственной взлетно-посадочной полосой да с дюжиной бараков, однако этого было достаточно, чтобы напрочь забыть о вожделенной тишине. Итак, владельцы виллы бежали, оставив практически всю мебель; Людовиковы подчиненные, коим отвели комнаты, задуманные как детские, не нуждались абсолютно ни в чем. Людовик никогда не понимал страсти сэра Ральфа к безделушкам, страсти, которой грешили и многие его сослуживцы. Напротив: кабинет Людовика сильно походил на мэтчетскую гостиную мистера Краучбека, разве только без характерного запаха курительной трубки да ретривера – Людовик не курил и собаки не держал.

В момент вербовки Людовику было сказано: «Кто ваши „клиенты“, куда их направят – вас не касается. Ваша задача – следить, чтобы в течение десяти дней, проведенных с вами, они ни в чем не нуждались. Заодно и вы ни в чем не будете нуждаться. Полагаю, перемена для вас желанная, после испытаний, – тут вербовщик заглянул в личное дело, – что выпали вам на Ближнем Востоке».

Несмотря на все усилия сэра Ральфа Бромптона сделать Людовика сибаритом, в плане вкуса к удобствам и умения их себе обеспечивать до Джамбо Троттера Людовику было еще очень далеко. Персонального денщика он не держал – его обслуживал денщик капитана Фриментла; ремень и ботинки Людовика, впрочем, всегда блестели – он крепко помнил, на чем конкретно у военных пунктик. В подразделении давали спецпаек, ведь «клиенты» активно занимались физическими упражнениями и в большинстве своем страдали неврозами. Людовик ел много и все подряд. Он работал головой, а служебные обязанности от этого занятия не отвлекали. Хозяйственные заботы лежали на капитане; трое офицеров, в мирное время спортсменов, проводили тренировки – этих храбрецов-молодцов Людовик держал в страхе. О своих учениках они знали еще меньше Людовика. Им не были известны даже аббревиатуры департаментов, на которые они работали, и они полагали, причем совершенно справедливо, что стоит им появиться в городе в базарный день, как офицеры контрразведки в штатском станут предлагать им выпивку и вытаскивать из них секретную информацию. По окончании обучения очередной партии «клиентов» они рапортовали об их доблести. Людовик переписывал, а где считал нужным, перефразировал их мнения и пачками отсылал попечителям.