Офицеры и джентльмены

Вот тебе и отсрочка двухлетняя, думал Людовик; судьба таки настигла, и где – в башне из слоновой кости, в крепости исканий, в доспехах новых форм, кои ему, Людовику, уже почти поддались. Удар под дых, думал Людовик, как обухом по голове, как пыльным мешком, как гром среди ясного неба, как… Он достаточно поднаторел в психологии, чтобы понимать значение слова «травма», чтобы отдавать себе отчет: если выжил в катаклизме и без шрамов обошлось, это еще не гарантия, что эксцессов со здоровьем не случится. Летом 1941-го Людовик попал в передрягу и сам наделал дел, да таких, какие, по убеждению древних, способны разбудить Рок. Впрочем, убеждены в этом были не только древние; большая часть человечества, каждый народ сам по себе, независимо от другого народа, открыл и засвидетельствовал чреватый для смертных союз между темными силами и справедливостью. Кто такой Людовик, задавался вопросом Людовик, чтобы противопоставлять свой жалкий современный скептицизм совокупному опыту рода человеческого?

Людовик раскрыл Фаулера. «Рок: неотвратимая судьба (обычно злая, враждебная), возмездие, разрушение, катастрофа, смерть». Метнулся к Роже – но и Роже не обнадежил: «Немезида: Эвмениды; не давать ранам затянуться; lex talionis[117]; безжалостный, не прощающий, неумолимый, непримиримый, беспощадный». Нет, в то утро Людовиково священное писание утешенья не принесло.

* * *

В то самое время, когда на низменностях Эссекса Людовик размышлял о кознях Немезиды, Кёрсти на Итон-террас сама здорово напугала мужа, без обиняков раскрывши ему причинно-следственные связи.

Йэн вернулся из Шотландии. От журналистов он отвязался на Эдинбургском вокзале, чем высвободил себе вечер и ночь для поездки к матери на Айрширское побережье. Мать жила в доме, более похожем на замок; дом выстроил еще дед Йэна Килбэнока, первый барон. Главное здание реквизировали для какого-то полка; несмотря на скрупулезность, проявленную дедом при выборе строительных материалов, солдаты практически сровняли его с землей. Вдовствующая леди Килбэнок ютилась в пасторском доме, где ее всячески развлекали внуки, Йэновы сыновья, наезжавшие во время каникул. Йэн не был у матери с самого начала войны; радость, с какою мать встретила его, все еще сладко отзывалась в сердце.

В Лондон Килбэнок вернулся утром, однако появляться в конторе до обеда в планы его не входило. В конторе сейчас Вирджиния; вот пусть и помогает сильно поредевшему секретариату справляться с телефонными звонками. Йэн принял ванну (после ночи-то в поезде), побрился, позавтракал, зажег сигару (мать целую коробку дала) и вообще настроился на приятное утро. Но тут явилась Кёрсти – шифровальщики работали посменно, как того требовали условия военного времени. Кёрсти ночь провела в конторе и мечтала сейчас только об одном – о ванне. Она отнюдь не пришла в восторг, когда узнала, что Йэн извел всю горячую воду. С досады Кёрсти выложила новости о затруднительном положении Вирджинии.

Первой реакцией Йэна было:

– Боже правый! Ведь не девочка давно – опытная женщина, огонь и воду прошла!

После этих слов Йэн сделал паузу и веско произнес:

– В нашем доме рожать пусть даже не рассчитывает.

– Не нравится мне ее состояние, – сказала Кёрсти. – Кажется, она растеряла весь свой оптимизм. В стране наверняка полным-полно врачей или, на худой конец, опытных бабок. Уверена: Вирджинии за помощью далеко ходить не надо. А она неудачно сунулась по двум адресам – и руки опустила. Это, говорит, Судьба.

Йэн глубоко затянулся, задался вопросом, почему в Шотландии до сих пор хватает товаров, о которых на юге страны давно забыли, и мысли его относительно Вирджинии приняли совсем иной оборот. Йэн только что вел себя как опереточный злодей, выставляющий за дверь несчастную женщину. На секунду он как бы увидел себя со стороны, в результате чего произнес:

– А о Пэдфилде Вирджиния не думала?

– Разве Пэдфилд и аборты умеет делать?

– Нет, конечно. Я говорю, не думала ли Вирджиния о Пэдфилде как о потенциальном муже? Она должна за кого-нибудь выйти. Все девушки выходят замуж, если аборт делать боятся.

– Мне кажется, Пэдфилда женщины не интересуют.

– Почему тогда он все время с ними? Впрочем, Пэдфилд и правда не подходит. Вирджинии бы найти парня, которого в Бирму направляют. Или в Италию. Знаешь, сколько народу женится накануне отъезда? Сразу объявлять о беременности совсем не обязательно. Муж, когда вернется – если вообще вернется, – вряд ли потребует свидетельство о рождении. Он будет только рад, если навстречу к нему с криком «Папуля!» бросится славный малыш. Такое сплошь и рядом происходит.

Йэн остался молча курить у питающегося газом камина, Кёрсти пошла переодеваться и умываться холодной водой. Когда она вернулась (в юбке и жакете Вирджинии, сшитых году этак в 1939-м), муж все еще проигрывал в уме варианты.

– Кёрсти, а как ты смотришь на Гая Краучбека?

– В каком качестве?

– В качестве мужа для Вирджинии. Его, насколько мне известно, скоро в Италию отправят.

– Фу! Придумаешь тоже! Гай такой хороший.