Послышался стук. Людовик не подал голоса. Капитан Фриментл приоткрыл дверь, полоска света выхватила Людовика, сидящего в кресле с пустыми руками и отсутствующим взглядом.
– Прошу прощения, сэр, – смутился Фриментл. – Мне сказали, вы пошли прогуляться. Вы в порядке?
– В полном порядке, благодарю вас. Почему вы волнуетесь? Я люблю иногда спокойно посидеть и подумать. Наверно, кури я трубку, это выглядело бы более естественно. Как вы считаете, Фриментл, стоит мне купить трубку?
– Я считаю, это дело вкуса, сэр.
– Вы правы. Табачный дым мне крайне неприятен, однако я куплю трубку, если с нею мой образ мыслителя будет казаться вам более законченным.
Капитан Фриментл закрыл за собой дверь, услышал в кабинете щелчок выключателя и поспешил в столовую, где констатировал:
– Старик-то наш совсем рехнулся.
Сквозь легчайший покров секретности, окутывавший Людовикову виллу, красной нитью проходил приказ не раскрывать «клиентам» ее местоположения. В документах вилла фигурировала как Особый тренировочный центр № 4. Очередная партия являлась к пяти вечера в Отдел контроля за передвижениями на Лондонский вокзал, где проходила перекличку у офицера ВВС без опознавательных знаков, могущих дать представление о его чине, а затем погружалась в автобус и направлялась в Эссекс. Офицера «клиенты» больше не видели до дня отъезда с базы. Его вклад в победу заключался в том, чтобы сопроводить «клиентов» до места в полной темноте, и в том, чтобы удостовериться: ни один не дезертировал и не вступил в сношения с подрывными агентами.
Иммигрантов сия стратагема действительно сбивала с толку – будучи пойманными гестапо, они лепетали нечто маловразумительное о ночной поездке бог знает куда, – однако англичане с легкостью ориентировались на местности.
В назначенный день Гай явился на перекличку и обнаружил еще двенадцать офицеров. Все были рангом не выше капитана; все – много старше худощавых спортсменов из Парашютного полка. Гай оказался самым старшим – между ним и прочими офицерами лежало в среднем пять лет. Его новые товарищи прибыли из разных полков; подобно ему, их отобрали за знание иностранных языков и жажду если не подвига, то хотя бы перемен. Последним выкрикнули имя алебардщика, и Гай узнал своего бывшего подчиненного, Фрэнка де Сузу.
– Дядя! А тебя сюда каким ветром занесло? Ты что же, в этом Дотбойз-холле подвизался?
– Конечно нет. Меня тоже учить будут.
– Ну хоть одна хорошая новость. Не может все быть настолько скверно, как мне доказывали, раз берут старых вояк вроде Гая Краучбека.
Они уселись в хвосте автобуса и целый час, пока ехали на базу, обсуждали последние события из жизни алебардщиков. Полковник Тиккеридж теперь бригадир; Ричи-Хук – генерал-майор.
– Он свое новое назначение терпеть не может, да и пользы от него, прямо скажем, негусто. В полку его не застать – вечно на передовую рвется.
Эрскин командует вторым батальоном; сам де Суза еще несколько недель назад командовал ротой, а потом попросил нового назначения на той почве, что знает по-сербохорватски.
– За ними не заржавеет и к моему состоянию ярлык прицепить, – поделился де Суза. – Пожалуй, назовут его «хроническая усталость от боевых действий». Как бы то ни было, мне перемен хотелось. Четыре года в форме – многовато для человека, по натуре сугубо штатского. Тем более служба уж не та. Из наших в полку три калеки осталось. И дело не в том, что они погибли или там без вести пропали. Был, правда, один случай самоубийства. Хоть режь, не пойму, чего парню не хватало. Из народного ополчения пришел. Целый день смеялся, а вечером в палатке пустил себе пулю в лоб. Оставил письмо для старшины батареи: дескать, надеюсь, хлопот не будет. Нескольких парней серьезно ранило, их по домам отправили. Погиб только Сарум-Смит; остальных временных офицеров перевели одного за другим – больше мы их не видели. Половину старших некомиссованных таки комиссовали по возрасту. Новые молодые джентльмены оказались редкими занудами. В один прекрасный день меня осенило: все изменилось, все, понимаешь? Коренным образом. А в Италии американцы кишмя кишат, пончиков своих требуют, кока-колы да мороженого. Вот я и подумал: я же в Югославии бывал, почему бы этот опыт не задействовать?
– Фрэнк, а что именно тебе известно о Югославии?
– Провел я как-то месяц в Далмации. Славное местечко. Выучил с десяток фраз из разговорника. Впрочем, экзаменаторов мои познания удовлетворили.
Гай в ответ перечислил отсутствие событий собственной жизни и закончил на оптимистической ноте – столкновением с персональным электронным селектором.
– Слушай, а ты в ГУРНО, случайно, сэра Ральфа Бромптона не встречал?
– Как, и ты его знаешь?
– Ну да. Вообще-то, именно сэр Ральф сообщил мне о миссии «Взаимодействие с партизанами».
– Когда ты был в Италии?
– Верно. Мы с сэром Ральфом старые приятели.
– Странно. Я думал, он только с голубыми водится.