Офицеры и джентльмены

Комнаты эти Людовик выбрал потому, что сюда не доносились звуки, характерные для тренировок. Людовиков взгляд скользнул за газон; там, в полуакре от границы со свеженькой травкой, располагалось то, что прежние хозяева с гордостью называли «древесным питомником». Людовик про себя называл питомник «деревьями». «Деревья» походили теперь на отрез панбархата: фон мелкого плетения составляли экземпляры, слишком быстро сбросившие листву; в объемных силуэтах, серо-голубых, золоченых и густо-зеленых (а в этот бессолнечный полдень почти черных), угадывались каменные дубы, тисы и сосны соответственно, соткал же сие великолепие восточный ветер, ветер с моря. Впрочем, вид из окна Людовика не утешил.

Где, спрашивал он себя, где скрываться целых десять дней? Людовику в голову не приходило попросить отпуск – все причитавшиеся ему дни он успел извести, сам же факт его распределения на базу внушал Людовику нездешнее рвение. Джамбо Троттер на его месте измыслил бы не меньше дюжины уважительных причин для внеочередного отпуска. А если бы ни одна не прокатила, попросил бы направить себя на курсы для старших офицеров, память освежить. Людовик, напротив, никогда не искал в армии легких путей. Еще через несколько минут изучения «питомника» ему вспомнилась пословица: «Лист лучше всего прятать на дереве».

Людовик спустился в холл и направился в офицерскую столовую. Там капитан Фриментл все еще переливал из пустого в порожнее в компании ведущего инструктора.

– Сидите, сидите, – замахал руками Людовик – он не привык, чтобы при его появлении подскакивали, выправка виндзорцев и алебардщиков ему претила. – Вот список офицеров, которые завтра прибудут. – Людовик сунул список Фриментлу и, помедлив, продолжал: – Фриментл, скажите, мое имя где-нибудь упоминается?

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Я имею в виду, известно ли мое имя офицерам, которых мы обучаем.

– Сэр, обычно в день прибытия вы произносите перед ними речь. Речь начинается так: «Меня зовут Людовик, я здесь главный. Возникнут проблемы – пожалуйста, обращайтесь».

Эту формулировку Людовик действительно перенял у своего более радушного предшественника; вкупе с мрачным взглядом, сопровождавшим приветствие, формулировка до сих пор оказывала желаемое воздействие на «клиентов», сплошь людей сообразительных. Ни один пока не обратился с проблемой.

– Неужели? Я правда так говорю?

– Да, сэр, обычно примерно так.

– Ага! А если я не стану произносить речь, узнают они, кто я такой? Штат базы зафиксирован где-нибудь, я имею в виду, на бумаге? Фигурирует ли мое имя в приказах-инструкциях? Или просто в приказах?

– Думаю, фигурирует, сэр. Проверю.

– На будущее, Фриментл, я бы хотел, чтобы все приказы подписывали вы. «Капитан по работе с личным составом, и. о. коменданта» – в такой форме. И распорядитесь, чтобы все соответствующие бумаги перепечатали без моего имени. Понятно?

– Так точно, сэр.

– А во избежание недоразумений я самоустраняюсь. На неделю, может, дней на десять. Еду пусть приносят мне в кабинет.

– Будет сделано, сэр.

Во взгляде Фриментла отражалась неподдельная тревога.

– Вы, Фриментл, находите мое распоряжение странным? На самом деле это вопрос секретности. Там, наверху, гайки закручивают. Как вам известно, наша база относится к секретным. А в последнее время произошло несколько утечек информации. Сегодня утром мною получен приказ уйти, что называется, в подполье. Вам это может показаться излишним. Я сам того же мнения. Но приказ есть приказ. С сегодняшнего дня я обязан подчиняться. Распорядитесь, чтобы капрал накрыл мне обед наверху.

– Есть, сэр.

Людовик развернулся и через створное окно прошел к «деревьям».

– Ну и что вы на это скажете? – осведомился ведущий инструктор.

– Скажу, что нынче утром ему никаких приказов не поступало. Я сам почту проверил. Под грифом «секретно» был только один пакет – со списком вновь прибывших, мы такие постоянно получаем.

– Мания преследования, – заключил инструктор. – Без вариантов.

Одинокий Людовик бродил меж деревьев. На тропках лежал слой сухих листьев, шишек и сосновых иголок высотою по щиколотку. Начищенные до блеска Людовиковы ботинки сразу потускнели. Наконец ему надоело бродить, и он, избегая попасть в поле зрения возможного наблюдателя из створного окна, шмыгнул к черному ходу. На столе его ждал обед – огромный кусок жареного мяса (недельная норма штатского), груда картофеля и густая остывшая подлива. На десерт имелась некая субстанция, очевидно, задуманная как пудинг. Некоторое время Людовик смотрел на тарелки, не зная, как поступить с содержимым. Звонок не работал; впрочем, если бы и работал, денщиков, обученных по нему являться, коменданту не полагалось. Находиться в непосредственной близости от обильной и безвкусной еды, обонять ее и ждать, чем это кончится, было выше Людовиковых сил. Он снова пошел бродить «в деревьях». То и дело с грохотом взмывали и приземлялись самолеты. Смеркалось. Стало сыро, Людовик озяб. Когда наконец он вернулся в комнату, обед уже унесли. Людовик сел в свое мягкое кресло и так сидел, пока сумерки не дошли до консистенции тьмы.