Офицеры и джентльмены

– Вовсе не только. То есть ничего подобного, уж мне поверь. На самом деле, – тут де Суза напустил на себя загадочный вид, – я не удивлюсь, если окажется, что в приятелях у сэра Ральфа пол нашего автобуса ходит. Приятелях разной степени приближенности, конечно.

Не успел де Суза договорить, как к нему обернулся явно штатский мужчина в берете и шинели. Мужчина смерил де Сузу мрачным взглядом, де Суза же обратился к нему, явно кого-то пародируя:

– Привет, Гилпин. Когда ты в последний раз смотрел стоящий спектакль?

Гилпин хмыкнул и развернулся, а де Суза с того момента говорил только о театре.

На базе им был оказан неожиданно теплый и отлично организованный прием. Ординарцы только и ждали, чтобы разнести по комнатам багаж вновь прибывших.

– Вы двое – алебардщики, вот я и решил поселить вас вместе, – заявил капитан Фриментл. – Здесь у нас столовая. После ужина введу вас в курс дела. Пока можете промочить горло. Ужин через полчаса.

Гай поднялся в комнату. Де Суза принял близко к сердцу предложение Фриментла. Спускаясь к ужину, Гай уловил собственное имя и застыл на лестнице. Де Суза с Гилпином разговаривали в полной уверенности, что их никто не слышит, причем Гилпин явно делал де Сузе строгий выговор, а де Суза с нетипичным для себя смирением предпринимал попытки оправдаться.

– Краучбек – надежный парень.

– Очень может быть. Только тебе, де Суза, запрещено упоминать имя Бромптона. Думай, с кем разговариваешь. Никому нельзя доверять.

– Да я ж старину Краучбека с тридцать девятого знаю. Мы с ним в один день были к алебардщикам зачислены.

– Ага, а Франко, по слухам, хорошо в гольф играет. И вообще, при чем здесь твои алебардщики? По-моему, ты зарываешься. Привык, понимаешь, у себя в Восьмой армии боевой дух посредством языка демонстрировать.

Наконец де Суза и Гилпин удалились в столовую, куда через минуту проследовал и обескураженный Гай. Теперь, когда де Суза снял шинель, Гай заметил, что он носит ленту с военным крестом.

В тот вечер капитан Фриментл обратился ко вновь прибывшим со следующей речью:

– Я – капитан по работе с личным составом, зовут меня Фриментл. Комендант просил передать, чтобы вы не стеснялись обращаться ко мне в случае, если возникнут затруднения…

Затем Фриментл зачитал приказ-инструкцию, а также распорядок дня и правила техники безопасности.

После Фриментла выступил ведущий инструктор с программой обучения: пять дней теоретической и практической подготовки, пять экзаменационных прыжков с парашютом, время будет зависеть от погодных условий. В том числе инструктор привел статистику несчастных случаев, к слову сказать, ободряющую («Конечно, изредка кто-нибудь да изобразит „римскую свечу“ – ничего не поделаешь. Несколько раз парни запутывались в стропах и совершали неудачное приземление. А в целом прыжки с парашютом куда безопаснее скачек с препятствиями».)

Гаю не доводилось участвовать в скачках с препятствиями, скользнув же взглядом по лицам новых товарищей, он пришел к выводу, что и им, равно как самому инструктору, этот вид спорта знаком только понаслышке.

Спать легли рано.

– В армии всякий курс, – начал де Суза, – все равно что первый день в школе. Сплошное дружелюбие к новичкам. А мы, похоже, в одно из лучших учреждений попали. Ужин был совсем неплох. И программа адекватная. Думаю, нам здесь понравится.

– Фрэнк, а что за птица этот Гилпин?

– Гилпин? Он из Обучающих войск. По-моему, до войны школьным учителем был. Слишком уж педантичный.

– Ну а здесь он что делает?

– То же самое, что и мы с тобой, – ему перемен хотелось.

– Откуда ты его знаешь?

– Я, дядя, кого только не знаю.

– Он из окружения сэра Ральфа?

– Вот это вряд ли. По крайней мере, мне так кажется.

* * *

Два дня отделение «разминалось». Инструктор по физической подготовке проявлял озабоченность на тему Гаева возраста и негодовал, как его вообще взяли на базу.

– Не напрягайтесь, сэр, вам с непривычки вредно. Любой поймет: вы последнее время все больше в конторе горбились. Чуть почувствуете, что с вас довольно, – сразу упражнения прекращайте. К нам джентльмены и не в такой физической форме поступают. Вот в прошлом месяце был один – до того тяжелый, что ему два парашюта требовалось.

На третий день «клиенты» прыгали с высоты в шесть футов и по приземлении катились веретенами. На четвертый высота была уже десять футов, а после обеда всех отправили прыгать с лесов, высотою превосходящих дом. Прыгали в полной парашютной экипировке, привязанными к тросу, который у самой земли спружинивал, не давая хлопнуться всем прикладом. Ведущий инструктор отслеживал, кто медлит перед прыжком, а кто смело бросается вниз.

– Краучбек, молодцом. Хвалю. А вы, Гилпин, мешкаете. Это плохо.

У Гая ныли мышцы, и ему назначили массаж, исполняемый сержантом, которого за его умения специально удерживали на базе. На соседнем аэродроме ночные полеты не проводились – Гай прекрасно спал и в каждый момент времени чувствовал себя удивительно здоровым. В отличие от товарищей, ограниченным пространством базы он не тяготился.