Офицеры и джентльмены

– Умеренности? Боже мой! Кажется, я ни разу в жизни не была в заведении, где поклоняются умеренности. Какая прелесть.

– Вдобавок, если уж ты позволил себе коснуться низкой темы, – тут дядюшка Перегрин взглянул на племянника с укоризною, – замечу, что это заведение не из разряда дешевых.

– Ну так что же мы стоим? Пойдемте скорее! – воскликнула Вирджиния.

Гай проводил их взглядом. Пара была нелепая, однако, помимо усмешки, вызвала у Гая раздражение. Если Вирджиния нынче свободна как ветер, значит ее место подле него, думал Гай.

В ресторан они пошли пешком. Было темно и сыро. Вирджиния взяла дядюшку Перегрина под руку. На перекрестках и поворотах он, в соответствии с некими пронафталиненными правилами, пытался стать по другую сторону от Вирджинии, с тем чтобы предполагаемый удар автомобиля пришелся на него, однако Вирджиния не ослабляла хватку. Вскоре они нашли рыбную лавку и поднялись по боковой лестнице в ресторан. Далекая от пафоса обстановка, рассчитанная на публику понимающую, Вирджинию не впечатлила. Зала, длинная, скудно меблированная и освещенная лампами под розовыми абажурами в стиле короля Эдуарда, уходила во тьму. Перегрин Краучбек уронил свои видавшие виды пальто и шляпу на руки ископаемого швейцара, вручил ему зонт и, запинаясь, произнес:

– Полагаю, вы желаете, гм, что называется, вымыть руки, и вообще прихорошиться, так вот, дамская комната, если не ошибаюсь, наверху.

– Спасибо, не желаю, – отрезала Вирджиния и, пока они шли к столику, добавила: – Перегрин, вы когда-нибудь приглашали девушек на ужин?

– Разумеется.

– Кого именно? И когда?

– С тех пор прошло немало времени, – уклонился дядюшка Перегрин.

Они заказали устриц и тюрбо. Вирджиния заявила, что хочет портера. И начала разговор:

– Перегрин, почему вы не были женаты?

– Потому что я младший сын. В мое время младшие сыновья не женились.

– Чушь. Я знаю уйму женатых младших сыновей.

– Землевладельцы считали такие поступки вольнодумством, если, конечно, в невестах не ходила богатая наследница. Младшему сыну наследства не полагалось, разве что деревенька какая-нибудь, которую следовало возвратить семье, иными словами, племянникам – товарищам по несчастью, если можно так выразиться. Младшие сыновья необходимы на случай, если глава семьи умрет молодым. А в Первую мировую от них и подавно была сплошная польза. Пожалуй, мы, Краучбеки, в определенном смысле несколько старомодны.

– Вам когда-нибудь хотелось жениться?

– Вообще-то нет.

Прямые, сугубо личные вопросы Вирджинии ничуть не раздражали дядюшку Перегрина – он от природы был невозмутим. До сих пор никто, сколько ему помнилось, не выказывал такого интереса к его особе. Новые ощущения дядюшке Перегрину нравились; он не захотел прекратить эксперимент, даже когда Вирджиния стала настырнее.

– Зато у вас, наверно, хватало любовных приключений?

– Бог с вами, все как у всех.

– Но вы ведь не голубой.

– Как вы сказали – голубой?

– Я имела в виду, вы ведь не гомосексуалист?

И даже это заявление не вызвало дядюшкиного замешательства. Он от силы пару раз слышал слово «гомосексуалист» от мужчин и ни разу от женщин. Однако в прямоте Вирджинии было нечто детское, внушающее симпатию.

– Боже сохрани. Кстати, к вашему сведению, это слово пришло к нам из греческого, а вовсе не из латыни, как некоторые ошибочно полагают.

– Я знала, что вы правильной ориентации. Это сразу видно. Я просто хотела вас подразнить.

– На эту тему меня еще никто не дразнил. Водил я знакомство с одним дипломатом, о котором болтали, что он гомосексуалист. Чего только не наговорят про человека. А он, между прочим, до посла дослужился. Будь он действительно гомосексуалистом, разве бы его выдвинули на такой пост? Наверно, на дурные мысли окружающих наводили тщеславие и щегольство моего знакомого.

– Перегрин, вы хоть раз были в постели с женщиной?

– Да, – без запинки отвечал дядюшка Перегрин. – И не один, а целых два раза. Правда, я обычно об этом не распространяюсь.

– А вы распространитесь.

– Первый раз это случилось, когда мне было двадцать, второй – когда мне было сорок пять. Особого удовольствия я не получил.

– Расскажите о ваших женщинах.

– Речь идет об одной и той же женщине.

В последние несколько лет непринужденный смех Вирджинии, смех, который прежде был едва ли не главным ее оружием, слышался нечасто. Она откинулась на спинку стула и расхохоталась; звонкий, непосредственный, веселый и чуточку издевательский, ее смех нарушил чинную тишину ресторанчика. На Вирджинию стали оборачиваться; все лица выражали симпатию и зависть. Вирджиния подалась вперед и судорожно схватила дядюшкину руку. Не в силах слова вымолвить, она тискала его костлявые пальцы, пока наконец не выдохлась. И тут дядюшка Перегрин ухмыльнулся. Прежде он никогда не имел успеха. В свое время он бывал на вечеринках; там смеялись, почти так же, как Вирджиния. Перегрин Краучбек не смеялся. Сейчас он тоже толком не понял, чем заслужил награду, но остался ею чрезвычайно доволен.

– О Перегрин, – со своей неподражаемой прямотой выдохнула Вирджиния, – вы прелесть.