Офицеры и джентльмены

Впрочем, чрезмерной обидчивости за Вирджинией не водилось. Это в последние годы она хлебнула горя, но золотой запас успеха и оптимизма еще отнюдь не был истощен. В Англии едва ли не каждая женщина думала, что стоит кончиться войне, и жизнь войдет в привычное русло. Под «привычным руслом» миссис Скроуп-Уэлд из Стаффордшира, к примеру, разумела, что муж будет при ней и что в доме будут жить только они, никаких «эвакуированных». Кроме того, она рассчитывала на полагавшиеся ей раньше приятные мелочи, как то: полные кладовка и погреб; камеристка (которая будет заодно прибираться в спальне, чинить белье и шить на всю семью); дворецкий; ливрейный лакей (который будет рубить дрова и таскать их в кухню); надежная, без «взглядов», кухарка, которая станет учить судомойку стряпать несложные блюда; практически невидимые горничные для уборки дома; человек на конюшне; два – в саду; нет, миссис Скроуп-Уэлд не суждено было более вкусить этих благ. Так и для Вирджинии «привычное русло» означало власть и удовольствие; главным образом удовольствие, и непременно разделенное. Власть привлекать и очаровывать, способность дарить наслаждение были для Вирджинии по-прежнему частью естественного порядка вещей, почему-то нарушенного. «Привычное русло» теперь забито, засорено злостным образом. Массовые перемещения людей, неизвестно откуда, куда и зачем; разорение и голод, заброшенные усадьбы и разрушенные дома, затонувшие корабли, издевательства над узниками и их умерщвление мешали Вирджинии, как раньше, задействовать свои чары для того, чтобы обналичивать чеки, покупать новые платья, тешить кожу привычными кремами, путешествовать с комфортом, когда и куда заблагорассудится, а также самой выбирать себе мужчину и наслаждаться им. Перерыв явно затянулся, и логического объяснения тому Вирджиния не видела. Ладно, скоро все утрясется, а пока…

– А как Перегрин охарактеризовал мои Виды?

– Никак. Просто помянул их.

– Как ты думаешь, что он хотел сказать? Что ты вообще думаешь обо мне?

– Я думаю, ты несчастна, тебе негде приклонить голову, в данный момент ты не влюблена и впервые в жизни страшишься будущего.

– А к тебе разве ничего из перечисленного не относится?

– Разница между нами в том, что все мои мысли – о прошлом.

Вирджиния ухватилась за самый важный, в ее понимании, пункт:

– Гай, ведь и ты сейчас ни в кого не влюблен?

– Нет.

– Вдобавок ты явно доволен, что я к тебе прихожу. Признайся же. Мы с тобой просто как два голубка.

– Ты права, я очень радуюсь каждому твоему приходу.

– И я, как ни крути, твоя жена. Этого ничто не изменит, верно?

– Верно.

– Я ведь не говорю, что у тебя по отношению ко мне долг, – заключила Вирджиния со своей неподражаемой прямотой.

– Нет, Вирджиния. Ты едва ли можешь такое утверждать.

– Однажды ты решил, что у меня по отношению к тебе долг. Помнишь, в тот вечер в «Клэридже»?

– Я ведь уже объяснял. У меня была увольнительная и новая форма – вот я и вообразил, что жизнь тоже новая. Все из-за войны.

– А разве не из-за войны я сегодня здесь? Я думала своим присутствием тебе маленький рождественский подарок сделать.

– Ничего подобного ты не думала.

Вирджиния запела песенку их с Гаем юности, о сломанной кукле. Внезапно оба они расхохотались.

– Это нехорошо, Джинни, – сказал Гай. – Мне жаль, что у тебя жизнь не заладилась. Ты знаешь, мое материальное положение теперь несколько лучше, чем прежде. Я буду рад помогать тебе, пока ты не найдешь более подходящего мужчину.

– Гай, ну что за гадости ты говоришь! Совсем на тебя не похоже. Ты злой стал.

– Я не злой, я просто границы наших отношений установил. Помогу материально, а на чувства не рассчитывай.

И тогда Вирджиния произнесла:

– Деньги погоды не сделают. Гай, я должна тебе кое-что сказать. Поверь, я сказала бы это, даже если бы наш разговор принял прямо противоположное направление. Вспомни: разве я когда-нибудь дурачила тебя? Пользовалась тобой?

И она рассказала, что ждет ребенка от Триммера, – рассказала сжато, почти грубо, не пытаясь оправдаться и не рассчитывая на сочувствие.

* * *

Йэн и Кёрсти Килбэнок вернулись из Шотландии в ночь Избиения младенцев. Йэн сразу поехал в контору, Кёрсти – домой. Дома миссис Бристоу курила сигарету и слушала радио.

– Все в порядке?

– Миссис Трой ушла.

– Куда?

– Не сказала. Верно, у ней наладилось. Она вчера утром вещи упаковала, а мне дала фунт. Вот и думай теперь, будет ли еще, или это и есть вся награда за мои труды. Я еле удержалась, чтоб не сказать ей: ваши, мол, чаевые нынче ничего не стоят. В том смысле, что мы все должны помогать друг другу, как по радио говорят. Ежели миссис Трой хотела благодарность выразить, пятифунтовик больше бы подошел. Я еще ей чемоданы на крыльцо снесла. Ну да ладно, в конце концов, она долго жила за границей, что с нее возьмешь? Ой, чуть не забыла. Вот что она просила передать.

И миссис Бристоу протянула Кёрсти письмо.