Офицеры и джентльмены

Джо Каттермоул основательно проинструктировал Гая насчет его обязанностей. Последние были необременительны. Нынче самолеты приземляются почти каждую неделю, помимо припасов, доставляют неопознанных славян в военной форме, каковые славяне по приземлении словно испаряются, чтобы примкнуть к своим товарищам. Самолеты забирают тяжело раненных партизан и летчиков-союзников, которые «дотянули до нашего аэродрома из Германии или Италии» на своих раскуроченных бомбардировщиках. Случаются также «выбросы»: на парашютах сбрасывают бензин и оружие, а не столь уязвимые товары – одежду и провиант – швыряют просто так, мешками, на кого бог пошлет. Отслеживать эти действия и входит в задачу командира эскадрильи. Командир эскадрильи назначает время вылетов. Командир эскадрильи указывает место посадки. Обязанностью Гая было передавать рапорты о военной ситуации. Получалось, что он всецело зависит от партизанского «главного штаба». Сей орган, помимо старого сплитского адвоката, пышно именуемого Министром внутренних дел, включал Генерала и Комиссара, ветеранов Интернациональной бригады в Испании, а также заместителя командира, офицера регулярной Королевской югославской армии. Был у них и свой переводчик, преподаватель, если верить ему, английского языка из Загребского университета; впрочем, говорил он действительно бегло. Всякая бумага проходила поочередно через этих ответственных лиц; на деревню совершались набеги; был перехвачен фашистский груз боеприпасов. «Главный штаб» главным образом вел счет партизанским отрядам, что продвигались по окрестностям Бигоя и добровольно вливались в «Армию Хорватии». Им вечно не хватало чего-нибудь насущного, и Гай их снабжал. Таким образом, Генерал с Комиссаром искали – и находили – среднее арифметическое между двумя повторяющимися в шахматном порядке утверждениями: что партизаны голодают и холодают и что партизаны создали огромную, эффективную современную армию. Разность затрат и пополнения приближалась к нулю.

В «главном штабе» функционировали, как на подбор, сплошные «совы». Утром они спали. Днем ели, курили и били баклуши, а раскачивались лишь к заходу солнца. У них была телефонная связь с аэродромом. Раз или два в неделю телефон звонил, Бакич брал трубку и через секунду докладывал: «Нас срочно требуют к Генералу». Тогда они с Гаем долго спотыкались по колеям – путь их лежал на совещание, проходившее то при керосиновой лампе, то при голой электрической лампочке, мигавшей и гаснувшей столь же часто, что и ее родственница из Бари. Зачитывали бесконечный список необходимого; иногда это было оборудование на целый госпиталь – названия лекарств и инструментов множились в Гаевой голове, на шифровку и ее передачу уходило несколько дней; иногда требовались полевая артиллерия, легкие танки, пишущие машинки; особенная нужда была в собственном самолете. Обсуждать списки Гай даже не пытался. Он только напоминал, что в Италии союзники тоже воюют. Обещал в точности передать требования. Потом, у себя, он вносил коррективы, чтобы требования хотя бы производили впечатление разумных. Реакция всякий раз была непредсказуемая. То сбрасывали старинные ружья, захваченные в Абиссинии, то сапоги – ровно половину от заявленного в шифровке количества пар. Временами союзников прорывало – тогда всю ночь с неба сыпались пулеметы, амуниция, канистры с бензином, консервы, носки и популярные издания в дешевых переплетах. Партизаны составляли точный список полученного, опять же отправлявшийся Гаем в штаб. Ни разу не пропало ни единой мелочи. Расхождение между требуемым и доставляемым лишало Гая ощущения, заведомо слабого, что он приносит хоть какую-то пользу. Сердечно или официально станут относиться к Гаю в перерыве между «выбросами», целиком зависело от размеров самого свежего из них. Однажды, после очередного «джекпота», Гаю поднесли стакан сливовицы.

В середине апреля появилась новая головная боль.

Гай только что позавтракал и зубрил сербохорватский словарь, которым его предусмотрительно снабдили, и тут явился Бакич.

– На улице евреи пришли.

– Какие евреи?

– Они там два часа стоять, может, больше. Я велел ждать.

– Что им надо?

– Они же евреи. Евреям, по-моему, всегда чего-нибудь надо. Этим надо британский капитан. Я велел ждать.

– Пригласите их.

– Их сюда нельзя. Их не меньше сотни.