Офицеры и джентльмены

Гаевы слова возымели действие сказочной живой воды. Гай тотчас был окружен; страждущие подтягивались изо всех углов, и вскоре не менее тридцати человек на разные голоса отчаянно требовали всего подряд, бессистемно выкрикивали названия предметов: швейная игла, лампа, сливочное масло, мыло, подушка; многие забывались, рассчитывали улететь в Тель-Авив и в Нью-Йорк, узнать о судьбе сестры, последний раз виденной в Бухаресте, лечь в больницу.

– Видите – им каждому свое надо, а ведь тут их даже половины нет, – высказался Бакич.

Минут двадцать Гай держался. У него началось удушье. Наконец он прохрипел:

– Мы видели достаточно. В таком шуме ничего не разберешь. Сначала им самим надо определиться, а уж потом посмотрим, что можно сделать. Пусть составят список. Хорошо бы найти ту венгерку, что итальянский знает. Пусть будет у них за главную.

Бакич задал несколько вопросов и доложил:

– Она не здесь живет. Ее муж работает электрик, и у них свой дом в парке.

– Ну так пойдемте ее поищем.

Они вышли из здания школы. Воздух был свежий, светило солнце, слышались жизнеутверждающие военные песни. Гай вдохнул полной грудью. Очень высоко в небе, очевидно, из Фоджи куда-нибудь к востоку от Вены, в идеальном боевом порядке пронеслась эскадрилья бомбардировщиков.

– Вон опять летят, – произнес Гай. – Не хотел бы я среди мишеней оказаться.

В его обязанности входило впечатлять партизан могуществом союзников, а заодно пугать разорением и резней, производимыми на отдаленных полях сражений; союзники, был уполномочен вещать Гай, в один прекрасный день осчастливят братьев своих меньших, так что пускай те не думают, что о них позабыли. И Гай привел Бакичу некоторые статистические данные о сверхмощных фугасных бомбах и квадратно-гнездовых бомбежках.

Выяснилось, что чета Каний живет в сарайчике, который некогда использовался для пересадки растений. От гуляющих сарайчик был скрыт густым кустарником. Единственная комната, земляной пол, кровать, стол да голая электрическая лампочка по контрасту со скученностью в здании школы казались нездешней роскошью. Гай, впрочем, в тот день внутреннего убранства не увидел – мадам Каний во дворе вешала белье, сразу повела его прочь от сарайчика, сказавши, что там муж отдыхает.

– Он всю ночь работал, только к обеду освободился. На станции авария была.

– Знаю, – кивнул Гай. – Самому пришлось отправляться спать в девять часов, потому что свет отключили.

– У них там электричество постоянно ломается. Оборудование старое. Муж не может достать нормального топлива. Провода все погнили. А Генерал ничего знать не хочет, винит во всем моего мужа. Его чуть ли не каждую ночь из постели вытаскивают то одно, то другое чинить.

Гай отослал Бакича и заговорил об Управлении ООН по оказанию помощи и восстановлению. Мадам Каний реагировала не так бурно, как несчастные в здании школы, – она была моложе, лучше питалась и потому не слишком тешила себя надеждами. Сразу спросила:

– Ну и что они для нас могут? И как? И вообще, оно им надо? Мы – пустое место, вы сами на это намекали. Обратились бы вы к Комиссару. Иначе он подумает, что у нас тут замысел зреет. Мы не вправе ничего ни сделать, ни помощь принять без разрешения Комиссара. Вы нам только проблем добавите.

– Вы можете по крайней мере составить список самого необходимого.

– Можем, если Комиссар даст добро. Моего мужа уже спрашивали, зачем я к вам ходила. Он очень расстроился. Генерал ведь уже было начал ему доверять. А теперь они думают, что он связан с британцами, а тут еще свет погас прямо во время важного совещания, ну, вчера. Во всех отношениях лучше будет, если вы станете действовать через Комиссара. Знаю я их. На них мой муж работает.

– Но ведь вы с мужем на особом, привилегированном положении.

– А вы думали, я из-за этого положения о своем народе забыла и помочь ему не хочу?

Гай действительно так думал. Теперь он молча взглянул на мадам Каний, устыдился и солгал:

– Нет.

– А ведь это самый естественный ход мыслей, – грустно заметила мадам Каний. – Говорят, страдания делают людей альтруистами. Так действительно бывает, хоть и редко.

В тот вечер Гая вызвали в «главный штаб». Все были в сборе, даже министр внутренних дел; взгляды не предвещали ничего хорошего. Гаю казалось, что он стоит под трибуналом, а не присутствует на совещании союзников. Вместо Бакича привлекли молодого переводчика, Бакич же мрачно маячил в тени.

Гай ничуть не удивился бы, если бы его оставили стоять, однако заместитель командира поднялся, передал над столом стул для Гая, а сам встал рядом с переводчиком.

Электростанция, работу которой тщился наладить Каний, снова испытывала трудности. Единственная керосиновая лампа освещала плоские лица и круглые бритые головы. Гай был старший из собравшихся, однако его лицо по сравнению с дублеными лицами югославов казалось чуть ли не юным. Все курили трофейные македонские сигареты, под потолком клубился дым. Заместитель командира предложил сигарету и Гаю, Гай отказался.