Офицеры и джентльмены

– Он-то какое к этому отношение имеет? – простонал Вейл. – С каких вообще пор Бромптон ведает военными назначениями?

– У него там связи, сэр. Наверное.

Генерал Вейл обвел Йэна унылым, непонимающим взором. Три года назад, два года назад, даже полгода назад реакцией на такие слова была бы вспышка гнева. Теперь генерал лишь испустил тяжкий вздох, оглядел шершавые бетонные стены своего убежища, молчаливый телефон на столе. Генерал чувствовал себя (а знай он строфу, так, пожалуй, и процитировал бы) прекрасным и беспомощным ангелом, вотще тревожащим пустоту пресветлыми крылами[133].

– Что я здесь делаю? – вопросил генерал. – Зачем прячусь, если хочу только одного – умереть?

* * *

– Анджела, – произнесла Вирджиния, – тебе, пожалуй, тоже лучше уйти. Я теперь прекрасно сама справлюсь. Мне уже и сестра Дженни не нужна. И не могла бы ты взять ребенка? Пусть его старушка няня растит.

– Она, наверно, будет очень рада, – отвечала Анджела Бокс-Бендер, в сомнениях, но готовая к аргументам. – Одно плохо – у нас попросту нет для тебя комнаты.

– Я-то как раз переезжать не собираюсь. Если детская опустеет, Перегрину понадобится мое общество и общество миссис Корнер. А уж миссис Корнер от радости до потолка прыгать станет. (Между экономкой и сиделкой установилась типичная неискоренимая вражда.)

– Ах, Вирджиния, как это благородно с твоей стороны. Если ты действительно считаешь, что так лучше для Джарвиса…

– Я действительно считаю, что так лучше для… для Джарвиса.

На том и порешили. Вирджиния осталась с комфортом восстанавливать силы. Над головой гудели бомбардировщики, и при каждом характерном звуке Вирджиния думала: «Сейчас? Правда сейчас? Неужели сейчас?»

3

Забывчивость англичан по отношению к сербским друзьям (когда-то названным премьер-министром «обретшими души») была зафиксирована в мире высокой политики – и постепенно замята. Короля в изгнании убедили распустить советников и назначить более сговорчивых преемников. Нового министра британское судно доставило на остров Вис для совещания с Тито, засевшим в горах. Русские настоятельно рекомендовали Иосипу Брозу Тито проявить чудеса гостеприимства. Англичане и американцы приманкою имели официальное признание партизан и более существенную помощь. Встречи «на высшем уровне» назначались на ближайшее будущее. В незапланированные побочные продукты этой интриги затесалось благо в чистом виде – и в гомеопатических дозах.

Евреи не шли у Гая из головы. Его терзали упреки мадам Каний, а пуще – сострадание, чувство из той же категории, что Гай испытывал к Вирджинии и ее ребенку, только на тон бледнее, чувство, что в мире ненависти и лишений ему, Гаю, дарована возможность одним скромным поступком искупить грехи эпохи. Поэтому Гай так радовался новой шифровке: «Центр в целом одобряет эвакуацию евреев Отправьте сначала двоих следующим рейсом еще двоих по вопросам обращайтесь в УООНПОПВ».

С этою шифровкой он отправился к министру внутренних дел. Министр лежал в постели, прихлебывая слабый чай.

– Он болен и ничего не знать, – пояснил Бакич. – Лучше говорить с Комиссаром.

Комиссар подтвердил получение аналогичных инструкций.

– Предлагаю отправить супругов Каний, – сказал Гай.

– Комиссар спрашивать, почему именно Каний.

– Потому что от них больше толку.

– Чего-чего?

– Потому что супруги Каний производят впечатление людей ответственных.

– Комиссар спрашивает, за что ответственных.

– Они лучше других смогут объяснить ситуацию.

Комиссар с Бакичем долго совещались.

– Нет, Каниев он не отправит.

– Почему?

– Потому что у Кания полно работы с электричеством.

В результате в Бари отправились бакалейщик со стряпчим, те, что вместе с мадам Каний приходили к Гаю. Гай проводил их. Самолета пришлось ждать долго. Бакалейщик со стряпчим, совершенно дезориентированные, за все время ни на секунду не выпустили из рук узелков с пожитками. Лишь когда самолет приземлился и костры осветили дорогу к трапу, оба еврея разрыдались.

Впрочем, в тот вечер Гай был слишком занят прибывшими пассажирами, чтобы умиляться либо рефлектировать по поводу пассажиров отбывающих.

О важных персонах Гая не предупредили. Что происходит нечто из ряда вон выходящее, он понял, когда из темноты, всегда предварявшей разжигание костров на аэродроме, появилась целая группа встречающих, среди них Генерал с Комиссаром. Огонь зажгли, и Гай с удивлением разглядел еще и недавних затворников – представителей русской миссии. Самолет приземлился, дверь открылась, и на трап ступили шестеро в британской военной форме – ступили и тут же были приняты в распростертые объятия партизан, и ими уведены.

Командир эскадрильи принялся руководить разгрузкой. Припасов оказалось негусто, и те главным образом для Британской миссии – продукты, почта и бензин в канистрах.

– Что мне с этим делать? – спросил Гай у пилота.

– Ждите. Сейчас еще джип выгрузят.

– Для меня?

– Нет, для вашего майора.

– Разве у меня есть майор?

– Вы что, не в курсе? Шифровка была – едет майор. Фамилий мне никогда не сообщают. С майором свита.