Офицеры и джентльмены

Командор от ВВС обозрел своих пассажиров. Американский генерал велел Снейффелу запечатлеть его с командором, и Ричи-Хука заодно, если ему угодно («Генерал, снимочек на память!»). Ричи-Хук обвел недоуменным взором жалкую фигурку, на корточках застывшую у генеральских ног, перед фотоаппаратом, скрипнул ухмылкой:

– Нет уж, увольте. От моей физии, чего доброго, фотоаппарат крякнет.

Лейтенант Пэдфилд отдал честь генералу Шпицу.

– Сэр, полагаю, вы незнакомы с присутствующим здесь сэром Олмериком Гриффитсом. Сэр Гриффитс – чрезвычайно знаменательный оркестровый композитор, как вам, без сомнения, известно.

– Давайте его сюда, – сориентировался генерал. – Гриффитс, станьте рядом со мной.

Сверкнула вспышка.

– Прежде чем фотографировать на летном поле, надо справку о прохождении проверки благонадежности предъявить, – процедил Гилпин.

Йэн решил покороче сойтись с фотографом, чтобы получить негативы – пригодятся для иллюстрирования книги.

С последним солнечным лучом они поднялись по трапу в порядке возрастания чина (первым шел денщик-алебардщик, замыкать процессию, после продолжительных изъявлений взаимного уважения, выпало генералу Шпицу). Самолет по военным временам был роскошный – в нем имелись настоящие кресла. По периметру потолка замигали лампочки. Люк закрылся. Лампочки погасли. Наступила кромешная тьма. Иллюминаторы были закрашены. Шум моторов вынуждал пассажиров к молчанию. Йэн, который нарочно сел рядом с фотографом, мечтал о запретной сигарете и тщился заснуть. Он не привык засыпать так рано. Йэну не удалось сменить рубашку; днем она промокла от пота, теперь зябко липла к телу. Прихватить пальто он не додумался. День прошел впустую. Сначала они с Пэдфилдом и Гриффитсом слонялись по старому городу, потом обедали в клубе. На летное поле им приказали явиться за два часа до того, как в них могла произойти хоть какая-то нужда. Йэн не поужинал и на ужин уже не надеялся. Так он злился, мучился голодными спазмами и ежился, пока через час не заснул.

Самолет летел над Адриатическим морем и побережьем Далмации, оккупированным и потому лишенным огней. Пассажиры проснулись оттого, что зажглись лампочки по периметру потолка, и американский генерал, которому больше нравилось в кабине, вернулся на свое место в хвосте и провозгласил:

– Ну вот мы и прибыли.

Все потянулись за вещами. Фотограф прижал к груди фотоаппарат. Скорость изменилась; Йэн почувствовал, что самолет стремительно снижается. Вот накренился, вот почти перевернулся. Шум моторов едва не оглушил их. Самолет рванул вверх почти под прямым углом – пассажиров вдавило в кресла; не менее внезапно направление сменилось на прямо противоположное – пассажиров бросило вперед. Последнее, что запомнил Йэн, был Снейффелов вопль. Потом дверца в его память захлопнулась.

* * *

Вокруг Йэна бушевал огонь. Это Лондон, подумал Йэн; клуб «Тёртл» горит. Только когда Сент-Джеймс-стрит успели кукурузой засеять? Словно в тумане, передвигались люди; узнать их мешали контрастные отсветы, бросаемые пожаром. Йэн, однако, уловил нечто примелькавшееся.

– Лут, – воскликнул он, – вы-то что здесь делаете? – И добавил: – Джоб говорит, сточные канавы полны вина.

– Неужели? – отвечал неизменно вежливый лейтенант Пэдфилд.

Раздался новый голос, командирский и с более выраженным американским акцентом:

– Все выбрались?

Приблизилась, сверкая единственным глазом, еще одна фигура.

– Эй, – рявкнул Ричи-Хук, – это вас угораздило нашу колымагу уронить?

Голова была как после стоматологического наркоза. Туман нехотя рассеивался. Йэн разглядел, что под «колымагой» Ричи-Хук разумеет самолет; шасси у него оторваны, брюхо пропахало глубокую борозду, нос в огне, пролитое горючее пылающими струйками течет по фюзеляжу, совсем как вино из тёртловских погребов. Йэн вспомнил, что вылетел из Бари на самолете и что направлялся в Югославию.

И тут же перед ним вырос изможденный Ричи-Хук, и снова зловеще засверкал его единственный глаз.

– Это вы пилот? Откуда у вас руки растут? Чем вы вообще думаете? – Казалось, встряска, из-за которой товарищи Ричи-Хука впали в прострацию, только освежила собственные Ричи-Хуковы мозги. – Вы арестованы! – проревел он. На секунду даже пожар забыл бушевать.

– Все на месте? – выкрикнул американский генерал.

От смутной группы отделился человек, бегом бросился к обреченному самолету и через люк нырнул в его чрево.

– Какого черта? Что этот идиот надумал? Эй! Назад! Вы арестованы! – разорялся Ричи-Хук.

Йэн уже почти отдавал себе отчет в происходящем. Да, он по-прежнему был словно во сне, но во сне, очень похожем на явь.

– Словно игра в крокет из «Алисы в Стране чудес», – услышал Йэн собственные слова, обращенные к Пэдфилду.

– Какой героизм, какое благородство, – с чувством произнес лейтенант.

Арестованный Ричи-Хуком герой выпрыгнул из люка и вытащил нечто на первый взгляд неодушевленное, громоздкое, цилиндрическое; зашатался под тяжестью, свалил свою ношу на землю и принялся катать ее.

– Господи, да это же Докинс, – воскликнул Ричи-Хук. – Докинс, что с тобой, мать твою?