Офицеры и джентльмены

– Дом, где жили евреи, затребовало Министерство сельского хозяйства. Евреям предоставлено новое жилище, в нескольких милях от города.

Комиссар поинтересовался, о чем разговор, выслушал объяснения, хмыкнул, встал. Гай отдал честь. Беседа была окончена. На лестнице Гая догнал переводчик.

– Я по еврейскому вопросу, капитан Краучбек. Евреев пришлось выслать. Наши ребята не могли взять в толк, почему их поставили в особые условия. У нас девушки-партизанки чуть ли не сутками работают, а им ни сапог, ни шинелей не шлют. Как прикажете объяснять, почему эти старики, которые к достижению нашей цели никаких усилий не прилагают, получили столько новой одежды?

– Наверно, следовало сказать, что причина – в старости этих людей и в отсутствии у них какой бы то ни было цели. Неудобства молодых энтузиастов с их нуждою несравнимы.

– А еще, капитан Краучбек, они и тут успели бизнес развернуть. Вообразите, обменивали вещи, которые им прислали. У меня у самого родители евреи, я этот народ как облупленный знаю. Их куда ни отправь, всюду торговать будут.

– И что в этом плохого?

– То, что война идет. А они торгуют. Нашли время.

– Ладно, не будем спорить. Надеюсь, они приличное жилье получили.

– Они получили то, чего заслуживают.

* * *

Лишившись листвы, городской сад как-то скукожился. От забора до забора тянулись засыпанные снегом газоны, пустые клумбы; дорожки никто не чистил, об их наличии можно было догадываться по следам сапог. Каждый день Гай приходил в сад с горстью ломаных печеньев и кормил белку. Зверек воровато брал угощение с ладони, тотчас отскакивал, изображал рытье тайника и возвращался за новой порцией; умиляясь на него, Гай заметил мадам Каний. Она шла по тропе с вязанкой хвороста; она сгибалась под тяжестью и потому увидела Гая, только приблизившись.

Гай как раз получил шифровку о собственном отозвании. Организация находилась в процессе переименования и переформировки. Гаю надлежало вылететь в Бари, как только позволят погодные условия. В Белград, полагал он, уже сообщили, что капитан Краучбек теперь persona non grata.

Гай приветливо поздоровался с мадам Каний.

– Давайте я понесу ваш хворост.

– Спасибо, не надо. Вдруг кто увидит.

– Нет, давайте. Вам тяжело.

Мадам Каний огляделась. В саду было пустынно. Она позволила Гаю взвалить на себя вязанку и нести до самого сарайчика.

– Значит, вас с прочими не выслали?

– Нет; мой муж – ценный специалист.

– А шинель вы почему не носите?

– Ношу, но только дома, по вечерам. Из-за этих шинелей да сапог все нас возненавидели, даже те, кто прежде жалел.

– У партизан вроде дисциплина на уровне. Они ведь не нападают на вас? Не проявляют насилия?

– Нет, проблема не в них. Проблема в крестьянах. Партизаны их боятся. Потом они, конечно, с крестьянами по-свойски поквитаются, но пока зависят от них в смысле продуктов. А наши люди обмен устроили. Крестьяне давали нам иголки, нитки, бритвы – ну, это же дефицит, нигде не достать. Деньги нынче никому не нужны. Крестьянам выгоднее меняться с нашими, чем получать бумажки от партизан. Вот из-за чего все началось.

– А куда остальных отправили?

Мадам Каний произнесла название, для Гая – звук пустой.

– Так вы об этом городишке и не слышали? Двадцать миль отсюда. Дурное место. Там немцы с усташами лагерь держали. Согнали туда евреев, цыган, коммунистов да роялистов – канал рыть. А потом, перед уходом, убили всех, кто на работах не загнулся, а таких немного было. Ну вот, а теперь партизаны решили, чем баракам пустовать…

Они добрались до сарайчика, Гай вошел и сгрузил хворост в углу, у печки. В первый и в последний раз он переступил порог этого жилища. Успел отметить жалкие потуги на уют – и вышел.

– Синьора, вы только надежды не теряйте. Меня отзывают в Бари. Я уеду, как только погода позволит. А в Бари, клянусь, я всех на ноги подниму. У вас там много друзей, я им расскажу, как вы мучаетесь. Мы вытащим вас отсюда. Вытащим, не сомневайтесь.

Они стояли на крохотном пятачке перед дверью, пятачке, ежедневно очищаемом мадам Каний от снега. За голыми кустами безуспешно прятался Бакич.

– Ну вот вам и шпион, – констатировала мадам Каний.

– Подумаешь. Какой от него вред?