Офицеры и джентльмены

– Отличная работа, дядя, – похвалил подполковник Тиккеридж. – Вы первый отчитались.

– На самом деле, сэр, все сделали Рокс с Йорком.

– Разумеется. Могли бы и не говорить. Просто, если что не так, головомойку вам устроят, не важно, кто напортачил – вы или Рокс с Йорком. Поэтому в случае чего не принимайте близко к сердцу.

Гай с некоторой неловкостью отдавал приказы двоим взводным, которые еще так недавно были его товарищами. Взводные слушались с безупречною корректностью. Правда, на Гаев вопрос, все ли понятно, де Суза, по обыкновению, растягивая слова, иногда принимался умничать:

– Мне не вполне ясна цель приказа. Вот мы останавливаем штатских и требуем удостоверения личности. А зачем? Что конкретно мы ищем?

– Представителей пятой колонны, насколько я знаю.

– Но ведь у представителей пятой колонны наверняка есть документы. Им в прошлом году выдавали, в принудительном порядке, помнишь, дядя? Лично я не хотел брать, так полицейский положительно мне в карман запихнул.

Или:

– Нельзя ли объяснить, почему у нас одновременно дежурят и пожарный караул, и взвод для отлова парашютистов? Посуди сам, дядя. К примеру, ты – немецкий парашютист. Летишь и видишь пожар. Ведь ты же наверняка постараешься приземлиться где-нибудь в другом месте? Лично я бы так и сделал.

– Не я же эти приказы выдумываю. Моя задача – их вам озвучить.

– Понимаю. Я просто хотел узнать, сам-то ты видишь в них смысл? Лично я не вижу.

Впрочем, вне зависимости от того, видел де Суза смысл или не видел, в плане выполнения на него можно было положиться. Более того: казалось, он находит странное удовольствие в том, чтобы сделать нечто заведомо абсурдное с максимальною точностью. Джервиса, второго взводного, постоянно приходилось контролировать.

Под ослепительным солнцем торфянистая почва становилась скользкой, как паркет в бальных залах; местами возгорались кустарники. Лагерь зажил в обычном режиме. Вечером четвертого дня Гай повел свою роту на полевые занятия. Темнело. Все топонимы в память жившего здесь когда-то исследователя были нелепо центральноафриканские. Де Суза окрестил местность Эпторповой землей обетованной. Гай начал учения по теме «Рота в наступательном бою». Сначала солдаты запутались, потом разобрались, потом устроились на ночлег под открытым небом. Теплая ночь благоухала сухим дроком. Гай обошел лагерь, улегся, но заснуть не сумел. Солнце взошло неожиданно быстро; в рассветных лучах даже такая скучная местность преобразилась. Рота построилась и маршем двинула обратно в лагерь. Гай, с легкою мигренью после бессонной ночи, шагал впереди, рядом с де Сузой. Солдаты пели «Выкатывайте бочку», «По складу скачут крысы, огромные, как лисы» и «На линии Зигфрида будут сушиться рубахи».

– По-моему, репертуар устарел, – заметил Гай.

– Знаешь, дядя, что мне от таких песен вспоминается? Рисунок один, с той войны, я видел его в картинной галерее. Этакая, вообрази, колючая проволока, а на ней труп висит, руки раскинул, точь-в-точь воронье пугало. Так себе рисуночек. Забыл автора. В стиле Гойи, только, конечно, не дотягивает.

– Не думаю, что солдатам эти песни нравятся. Просто они их слышали на благотворительных концертах, ну и подцепили. Вероятно, в ходе войны эта чепуха преобразуется в настоящие гимны – так ведь уже было.

– Сомневаюсь, – отвечал де Суза. – Кто его знает, может, в Министерстве информации и есть отдел военной музыки. Песни минувшей войны определенно не были рассчитаны на поднятие морального духа. Суди сам: «Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь», «Заберите меня на родину», «Не знает никто, как нам здесь надоело, и нет никому до нас дела». В наши дни такие песни точно не получили бы официального одобрения. Нет, дядя: эта война началась во мраке, а закончится в тишине.

– Фрэнк, ты это говоришь, чтобы мне настроение испортить?

– Боже упаси! Исключительно чтобы себе улучшить.

В лагере их ждали все признаки очередного приступа «паники».

– Сэр, немедленно зайдите в канцелярию.

Батальонный писарь с Сарум-Смитом упаковывали документы, начштаба говорил по телефону – Гай был жестом отослан к подполковнику Тиккериджу.

– Какая нелегкая вас понесла на ночные учения? А связь со штабом кто будет устанавливать – может, я? Вы хоть понимаете, что натворили? Ваше счастье, что Управление воинскими перевозками, как всегда, все перепутало. А то бригада выступила бы без вашей роты, а вы бы вернулись в пустой лагерь. И поделом бы вам тогда. Вы что, не знаете: любой план занятий надо отправлять начальнику штаба, со ссылками на карту?

Гай так и сделал. Сандерса на тот момент не было, и он отдал план Сарум-Смиту. Но оправдываться Гай не стал.

– Ничего не хотите сказать?

– Виноват, сэр.

– Четвертой роте двенадцатичасовая готовность. Проследите.

– Есть, сэр. Могу я узнать, куда нас направляют?

– В Пембрук, для посадки на суда.

– А оттуда – в Кале?

– Никогда таких глупых вопросов не слышал. Вы за новостями вообще следите?

– Вчера вечером я пропустил выпуск. И сегодня утром тоже.

– Ну так я вас просвещу. В Кале немцы. Ступайте к своим солдатам, готовьте роту.